В фиордах, где не заходит солнце
Шрифт:
Я прошу губернатора подробнее рассказать о судьбе белых медведей. У нас эта проблема тоже кардинально решается — во всей советской Арктике запрещено охотиться на них.
— Да-да, — отвечает он мне, — их судьбой мы очень озабочены. Им грозит полное уничтожение. И не только на Шпицбергене. Кое-кто готов платить бешеные деньги за экзотические шкуры, а спрос рождает предложение.
У нас охота на белых медведей разрешена только по лицензиям — с 15 октября по 1 июня. Количество лицензий на отстрел устанавливает министерство сельского хозяйства Норвегии. В сезон 1970–1971 годов разрешено было, например, добыть сорок одного медведя. Однако фактически не убили и пятой части, ибо ныне встреча с белым мишкой большая
На юго-востоке архипелага есть Земля Короля Карла. Этот остров, а также окружающая его группа островов и островков объявлены заповедником. Там не только абсолютно запрещена охота на белых медведей — никто, за исключением представителей норвежской полиции, осуществляющей охрану заповедника, никто, повторяю, не имеет права ни заплывать на корабле, ни залетать на вертолете в этот район.
Ни моторных лодок, ни вездеходов — всякие механические средства транспорта под запретом. Это сделано не только с целью ограничить посещение Земли Короля Карла представителям человеческого рода, по и для того, чтобы не нарушалась первозданная тишина и чистота этих мест: ни треска моторов, ни пятнышка мазута или бензина на воде. И чтобы не повредить и без того скудную растительность…
Надеемся, что все эти строгости и ограничения принесут свои плоды. Особенно должен помочь мишкам заповедник на Земле Короля Карла…
Из резиденции снова возвращаемся на футбольное поле. Матч продолжается. А серое небо вот-вот разразится дождем.
Как бы ни был молод город — а Лонгиербюену уже к семидесяти! — в нем обязательно найдешь старые и более новые кварталы. Так и здесь — «старый город», красивые деревянные дома, в их числе и кирка со стройными башенками.
А в центре новой застройки возводится здание школы. К этой зиме должны окончить. Сейчас в Лонгиербюене девятнадцать ребятишек школьного возраста… А раз есть дети, то должны быть и школы. В Баренцбурге и Пирамиде тоже есть — начальная и средняя. Педагогический коллектив — десять человек.
Школа-новостройка Лонгиербюена — ультрасовременное здание из стекла, бетона и пластиков. Здесь удобно и просторно. Будет и спортзал и бассейн. Разумеется, спортивным залом и плавательным бассейном смогут пользоваться не только ученики, но и другие жители поселка.
Футбольный матч окончился. Наши ребята одержали очередную победу, но норвежцы не унывают, говорят: дескать, мяч круглый, и неизвестно еще, в какие ворота покатится он в следующий раз. А пока соперники спешат с поля в зал, где их уже ожидает угощение, бодрящие напитки и музыка.
Дружеский обед длится долго. Тосты сменяются тостами, пожеланиями, всем гостям вручают сувениры. Торопиться некуда — все равно не темнеет: если не посматривать на часы, и не поймешь, сколько времени.
А кроме того, снаружи гудит ветер, бегут по небу низкие тяжелые тучи. А тут тепло, уютно, вкусно…
8
Вопрос, мучающий нас уже две недели «Полетим или не полетим», на сегодня решен — не полетим. Облака над Баренцбургом высокие, пронизанные солнцем, но к северо-западу, там, где должна маячить вершина Алкхорнета, — мгла. И дальше, говорят, сплошной туман. Летчики, не видя гор, лететь не имеют права. Так что оранжевые стрекозы по-прежнему красуются на своей площадке. А тут еще юго-западный ветер. Добра не жди.
Да геологи больше и не ждут. Им откладывать некуда. Полярное лето коротко. Навалит снега — полевым работам конец. Возвращайся в Ленинград не солоно хлебавши. Потому принято решение добираться до места по воде. Конечный пункт маршрута — самая северо-западная точка побережья архипелага у острова Датского, за Землей Принца Карла, за Конгс-фьордом — короче, за семьдесят девятой параллелью.
Выходим сегодня.
Из трубы «Коммунара» валит дым. Поднимают пар в котлах.
Бегаем туда-сюда. Торопимся. В такой поход без снаряжения не двинешься. А у геологов целая гора вещей. Как-никак отправляются на два месяца. Двое геологов, я третий.
Итак, что же тащим мы с собой? Прежде всего палатку Настоящий домик с двойными стенами из особой ткани, с полом и окнами, даже с печуркой. А это значит, что, кроме палатки, придется брать деревянные стрингера, раму, трубу.
Печурка в наличии. Отсутствует лишь часть жестяной трубы для вывода дыма. Пока ее разыскивают, грузим остальное снаряжение: дополнительную четырехместную палатку, где будет оборудована кухонька или склад, рацию, метеоприборы, брезент, шесть оленьих шкур, три раскладушки, бинокль, лопаты, пилы, молоток, топор, гвозди, ракетницу, запас ракет, мотки разнообразных веревок, тазики, ведра, вилки, лодочный мотор «Москва», асбест, свечи, патроны, резиновую лодку, мясорубку. Анатолий Мешечко утверждает, что без помощи сего мудрого прибора не всякий человеческий желудок может усвоить жаркое из нерпы.
Погрузка продолжается. Двадцать килограммов муки, дрожжи… А как же — сложим из камней печь и будем с хлебом! Тридцать килограммов гречки, десять — гороха, соль, колбасный фарш в консервах, лук, шпроты, сайра, паштет, огурцы.
Завхоз геологической партии вычитывает по бесконечному списку положенные нам предметы и выдает их. Анатолий принимает, а мы с Сергеем Абакумовым укладываем их в ящики и громоздим друг на друга. Гора растет. Вот наконец отыскалась и запропастившаяся труба. Полный комплект. Рыча и шлепая гусеницами, вездеход осторожненько спускает наше имущество вниз, к порту.
От «Коммунара» веет спокойствием и порядком. На мостике — вахтенный штурман. Все как следует. Как должно. За кормой, под радужным, расходящимся по воде пятном нефти, видна большая красивая медуза. Словно живой цветок. Слабо пошевеливая бахромой своей шляпы, она стоит на месте, но не поднимается к самой поверхности. Может, чувствует запах нефти. Предостаточно уже разлил ее человек по всем морям и океанам.
Наконец корабельный гудок трижды коротко взревел, голос у него низкий, густой.
Клокочет пар, урчит машина, подрагивает палуба. Прочное, надежное судно — буксир «Коммунар», хоть и не первой молодости/ Рассекая воду, он прет против волны и ветра. У носа вздымается бурун и обтекает черные бока корабля.
Один из главных работяг Баренцбурга. Много дел выпадает на его долю: все лето бегает он по фиордам между Баренцбургом и Пирамидой, таскает грузы, перевозит людей. А когда, в сумерки года, последний корабль привозит из Мурманска почту и новогодние елки и поскорее уходит назад, «Коммунар», взламывая уже покрывающий воду лед, отправляется к зимовщикам Пирамиды. Льды быстро набирают мощность, приходится на всех парах спешить обратно: застрять в Пирамиде — катастрофа, ибо главная зимняя обязанность «Коммунара» — снабжение Баренцбурга водой. Пробив дорожку чистой воды между берегами Грен-фьорда и не давая ей замерзать, трудяга буксир несколько раз в сутки бегает туда и сюда, возит и возит воду. Родников ни в Баренцбурге, ни вообще на всем Шпицбергене нет. Какие уж там родники, когда вечная мерзлота! Весь год ручей, текущий из озера, снабжает Баренцбург пресной водой. Не промерзает он и в холода. Но и озеро, и ручей на том берегу фиорда. И встань «Коммунар» — поселок и шахты останутся без воды. Потому-то всю зиму не гаснут топки буксира. Обледеневший, в кристаллах инея, снует он по своей дорожке от берега к берегу.