В годы большой войны
Шрифт:
Вот когда поднялась суматоха! Четвертый этаж, где разместилась команда Гиринга, сотрясался от топота ног. Вооружились так, будто механизированный батальон готовился к атаке. Часть команды отправили на машинах, другие поехали поездом, в том числе и Карл Гиринг, хотя, как обычно, чувствовал он себя отвратительно.
Брать коммерсанта решено было на амстердамском вокзале, как только он выйдет из вагона. Поезд приходил рано утром. К этому времени члены команды заняли свои места. В помощь команде мобилизовали гестаповцев из местного отделения и отряд местной полиции. Все улицы вокруг вокзала были оцеплены, а на перроне разместились люди Гиринга. Одни были
Поезд остановился, но… из вагона вышла Хихонэ в сопровождении Сюзан Бельвю. Она, мило улыбаясь, сказала, что мосье директор приехать не смог и поручил подписать контракт своей сотруднице. Хихонэ представила «промышленникам» свою спутницу. Господа ничем не рискуют. Партию алмазов она передаст им сегодня же. Заказ уже готов. Их ждут.
Что мог ответить Гиринг? Под благовидным предлогом «клиенты» отказались от сделки. Операция на амстердамском вокзале не состоялась…
И опять надо было начинать все сызнова.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
В ЗАСТЕНКАХ ГЕСТАПО
Аресты в Берлине вызвали в окружении Гитлера злорадное удовлетворение: наконец-то сверчки-музыканты попались! Раздражение, накипавшее месяцами, искало выхода в расправе с теми, кто сидел теперь в камерах внутренней тюрьмы гестапо на Принц-Альбрехтштрассе.
Гиммлер полетел в Берхтесгаден, доложил фюреру об успехах. Он хотел это сделать один, но рейхсмаршал Геринг раскусил маневр Гиммлера и тоже поспешил в резиденцию фюрера в предгорьях Баварских Альп. Иоахим фон Риббентроп тоже хотел приехать в Берхтесгаден, но раздраженный фюрер передал через адъютанта: сейчас в такой встрече нет никакого смысла…
Гитлер был раздражен тем, что именно в министерстве иностранных дел оказался человек, который посвящал русских в дипломатические тайны рейха. А Гиммлер постарался всю вину свалить на беспечность фон Риббентропа. С Герингом было труднее, берлинские аресты обострили внутреннюю борьбу среди приближенных Гитлера. Интриги нарастали и ширились. Набивая себе цену, Гиммлер всячески раздувал масштабы раскрытой организации. Гиммлер доложил Гитлеру: органы тайной полиции арестовали больше шестисот человек.
Разговор в резиденции Гитлера вели вчетвером, если не считать адъютанта, который стенографировал беседу: в рейхе существовало правило записывать каждое слово, произнесенное фюрером. Кроме рейхсмаршала Геринга, Гиммлера был еще фельдмаршал Кейтель из верховного командования вооруженных сил рейха. Гитлер был раздражен сообщением Гиммлера, но после первой вспышки заговорил спокойнее. Он все еще был уверен в благополучном исходе восточной кампании. Геринг поддакивал фюреру.
Расположились в круглой чайной комнате, венчавшей «Адлерсхорст» — «Орлиное гнездо». Замок был построен на вершине угрюмой и недоступной скалы в средневековом стиле. Построили его перед самой войной специально для фюрера. Отсюда Адольф Гитлер намеревался управлять миром. Из окон чайной комнаты на все четыре стороны открывались необъятные горные дали. Погода стояла ясная — ни дымки, ни облаков. С высоты «Адлерсхорста» видны были австрийские, итальянские, швейцарские
— Сталину уже ничто не поможет! Россия скоро перестанет существовать. Скоро некому будет слушать зашифрованные радиограммы. Их заглушат звуки фанфар, которые возвестят миру о нашей победе. Да, да! Обещаю в этом году поставить Россию на колени. Наши войска у берегов Волги, в предгорьях Кавказа. И тем не менее надо уничтожить всех, кто осмелился поднять нож, чтобы ударить в спину великой Германии…
Гитлер потребовал судить арестованных в военно-полевых судах. Действовать надо быстро и беспощадно. Обычные суды не годятся. К тому же следствие нужно вести в тайне. Признания арестованных добывать любыми мерами… Здесь Геринг и ввернул предложение, ради которого прилетел в Берхтесгаден. Поддакивая фюреру, он сказал:
— Мой фюрер, поручите это дело военным трибуналам военно-воздушных сил. Главным обвинителем мог бы стать старший прокурор Манфред Редер. Я уверен, он оправдает ваше доверие…
Гитлер согласился и приказал докладывать ему о ходе следствия каждый вечер, независимо от того, где он будет находиться — в Берлине, в Берхтесгадене или в главной ставке «Вольфшанце» среди Мазурских озер.
— Я надеюсь на тебя, Герман, — сказал он и, обращаясь к другим, добавил: — Не забывайте: где начинается гестапо — кончается гуманность… Мужчин вешать, для женщин оставить гильотину. С жизнью должен распрощаться каждый, на которого упадет хотя бы тень подозрения.
Гитлер вскочил, наэлектризованный собственными словами, и быстро заходил по круглой комнате. Остальные, не отрывая глаз, следили за каждым его движением.
На допросах заключенные подвергались самым изощренным пыткам. Как ни следили за арестованными, Йон Зиг, веселый, неунывающий Зиг, каким его знали всегда, нашел момент покончить самоубийством. Так же как и Герберт Грассе. Их нашли в камерах мертвыми.
Многие стремились уйти из жизни, предпочитая смерть мучениям средневековых пыток. Вальтера Хуземана, твердившего одно «не знаю», избивали в продолжение долгих часов. Криминальный комиссар прервал допрос. «Подумайте, — сказал он, — минуту-другую, может быть, вспомните и назовете соучастников. Иначе все начнется сначала…»
Следователь знал: ожидание пыток действует куда сильнее, чем сами пытки. Утомленный допросом криминальный комиссар отошел к окну. В этот момент Хуземан бросился к следователю, схватил его и вместе с ним пытался выброситься из окна. Ударом плеча он выбил стекло, осколки брызгами разлетелись в стороны. Разверзлась спасительная бездна, еще мгновение, и он утянет туда своего мучителя. Криминальный комиссар закричал, вырываясь из железных объятий узника. И вдруг Хуземан потерял силы — осколок, торчавший из рамы, впился в плечо, повредил нерв, рука безжизненно повисла. Вбежавшие охранники успели схватить заключенного.
Трижды пытался покончить с собой доктор Кумеров, тот, что работал инженером в научно-исследовательском институте «Лёве опта радио», и трижды это ему не удавалось сделать. Сначала он разбил очки, пытался проглотить стеклянное крошево. Ему сделали промывание и спасли. Ради чего? В слове «спасли» звучала жестокая ирония. Потом он пробовал вскрыть вены концом иголки. Тоже заметили. А мысль заключенного упорно работала, он перетянул ниткой пальцы на ногах, чтобы вызвать гангрену.
Его «спасли» в третий раз, чтобы продолжать пытки.