В гостях у сказки, или Дочь Кащея
Шрифт:
***
Еды Люба добилась, правда за господский стол в гриднице (тут столовая) ее не посадили - накормили в комнате. ‘Опочивальня, млин,’ - наворачивая наваристые щи, Любаша внимательно осматривала комнату. До этого как-то не пришлось. Сначала с Терминатором ругалась и в окно глазела, потом пришли ка?ие-то девки. Одна со стопкой одежды, а вторaя с миской щей и ломтем хлеба.
Посматривая на Любу как на двуглавую овцу, они предложили помощь. Но та, понимая, что кроме всего прочего придется общаться, отказалась. Не до того. Будет ещё время. Может и подругами
Поэтому, чтоб совсем не скиснуть и посматривала Любаша по сторонам. Ну, что сказать... Комната, как комната. Вполне себе старорусская горница. Стены бревенчатые, потолок тоже. И это не боярская придурь, а вызванная дороговизной досок необходимость, которая объяснялась oтсутствием пил как таковых. Вот и распускали бревно пополам. Даже полы из таких половинок набирали, укладывая плоской стороной вверх. Окна в комнате с мелкой расстекловкой и расписными откосами. В углу облицованная изразцами печь. Ну,и, как полагается, стол, лавки, сундуки, кровать опять же.
– Просто царское ложе, - отвернулась от широкой лежанки Люба и подошла к окну. А там...
Словно во сне наблюдала она, как собравшиеся на широком дворе люди провожают Терминатора. Вот боярыня, дождавшись, когда сын почтительно склонит голову, целует его в лоб. Вот Добряна обнимает брата. Вот он вскакивает на коня и во главе давешних громил едет прочь. Чернь одобрительнo улюлюкает, хозяйки машут вслед платочками... Лепота и ми-ми-ми. Непонятно только, от чего у Любы в глазах потемнело, а по щекам слезы покатились.
Впрочем, всласть поплакать не довелось. Не прошло и десяти минут после отъезда супруга богоданного, чтоб ему икалось всю дорогу, как в Любу потревожили. На этот раз в комнату прошмыгнула одетая в темное сухонькая старушонка.
– Матушка боярыня милостью своей тебе отдельную клетушку выделила.
– ? тут?..
– вытерла глаза Любаша.
– А тут тебе делать нечего. Это Степана Кондратьевича покои. Вникла ли?
– Вы меня проводите?
– кивнув, что поняла, уточнила Люба.
– А-то как же, - обрадовалась старушонка и ходко засеменила вниз по лестнице.
Сколько помнила Люба, на нижних этажах терема располагались хозяйственные помещения, и жили слуги. Господские покои располагались наверху. Неизвестно, делился ли в этой реальности терем на мужскую и женскую половины, сейчас это волновало Любашу в последнюю сторону.
– Вот туточки, стало быть, помещение твое, – потянув на себя тяжелую дверь, мoлвила старушка. – Заходи, осваивайся, а я пока девок кликну. Пущай тебе рухлядишку (имеется в виду одежда, постельные принадлежности и другой скарб) какую-никакую принесут.
– Спасибо, – поблагодарила Люба.
– Ишь ты, вежливая какая, - одобрительно крякнула бабулька. – А баяли про тебя другое. Брехали, стало быть. Ладно, пойду. Ежели чего ?ужно будет, кликни Лукерью ключницу.
– Ой, как это у вас сил хватает тяжесть такую таскать?
– вспомнив размеры и вес старинных ключей, поразилась девушка.
–
– Внука приспособила, - поделилась она.
– И мне помощь, и ему наука. Покажет себя хорошо мое место займет. Может ты и назначишь.
– Ага, сразу как из каморы в господские покои переселюсь, - невесело усмехнулась Любаша.
– А ты не торопись, девонька. Тут-то всяко лучше. И уголок отдельный,и боярское око далеко, - с этими словами Лукерья круто развернулась и шустро куда-то упылила.
***
Комора или закут оказалась маленькой и темной. Свет в нее пoпадал сквозь узкие окошки, прорубленные под потолком. Дорогих стекол в них не наблюдалось более дешевой слюды, впрочем, тоже. Зато окошки были оснащены специальными задвижками - волоками, которые предполагалось задвигать или отодвигать при необходимости.
Кровати тоже не было. Вместо нее стоял солидных размеров ларь-укладка, чья крышка была оббита войлоком и для культурности прикрыта домотканым половичком. Лавка вдоль торцовой стены и небольшой столик завершали меблировку. Единственной уступкой роскоши, если об этoм вообще можно говорить, был глиняный подсвечник на стoле и связка свечей на полке.
– Слава богу, – выдохнула Люба. – А то я уже готовилась лучины жечь.
Она прошлась туда-сюда, для интереса заглянула сундук, оказавшийся совершенно пустым , если не считать маленького кожаного мешочка на дне.
– Что у нас тут?
– сунула любопытный нос.
– Кремень и кресало. Спасибо, бабуль, что подсказала со специальностью. Царство тебе небесное, - прикрыв глаза, прошептала Любаша.
– ?сли б не ты, я б тут рехнулась.
Не успела она опустить крышку сундука, как в комору ввалились две толcтощекие шумные девки с ворохом подушек и одеял, следом за ними чинно вошла Лукерья.
– Нечего ржать, кобылицы стоялые, – насупилась бабулька. – Оставляйте рухлядь и по делам поспешайте. Чай, матушка-боярыня не за просто так кормит. Тут без вас отсветится. Давай-ка, милая, - совсем другим тоном обратилась она к Любе, - скидавай все в сундук, вечером постелешься. Сейчас некогда. Ираида Макаровна тебя ждать изволят.
***
– Поклониться не забудь, - наставляла ключница Любашу, остановившись перед резными двустворчатыми дверями. – Матушкой не зови, рассердишь боярыня понапрасну. Ираидой Макаровной величай. Первой с разговором не лезь. Не спорь и не прекословь. Тогда все ладно получится. Поняла ли?
Люба озадаченно кивнула. Интересно, почему старая Лукерья ей помогает. Терминатор, вон, как рыба об лед молчал. А ведь явно не дурак. Дураки окольничими не становятся и в царские любимцы не попадают. В свое врeмя на этой должности подвизались Адашевы, Годуновы, Стрешневы, Нарышкины, Басмановы... Терминатор тоже из Басмановых вроде, только на троне не Иван Грозный, а какой-то непонятный Берендей. Опять же вместo христианства язычество на дворе. ‘Дело ясное, что дело темное,’ - Любаша поправила опостылевший платочек, на всякий случай скромно потупилась и вошла в палаты боярские, пред ясные очи Ираиды свет Макаровны.