В гостях у сказки, или Дочь Кащея
Шрифт:
– Явилась, – дождавшись, когда невестка выпрямится, поморщилась та.
Сегодня свекровь нарядилась в лазурные шелка, видно в бархате совсем упрела по летнему времени, но роскоши не изменила. Вся ее одежда была искусно изукрашена золотом и самоцветами. На пальцах живого места нету от драгоценных перстней. Шею огрузили сапфировые ожерелья.
– Заждались мы тебя, – поддакнула Добряна, но под взглядом матери смешалась и поспешила отойти за ее кресло.
– К наукам и рукоделию приступишь завтра, - убедившись, что все внимание вновь принадлежит ей, продолжила
– Сегодня обживайся, в баньку сходи. Ногти, стало быть, крашены у тебя... Похабство, конечно, но не беда. Отрастут. О том, где так себя уродуют после поведаешь. Сейчас о волосах твоих разговор. Отвечай, Василиса, это масть твоя природная или извращение басурманское?
– Тоже краска, - выдохнув от облегчения, что ногти рвать не будут, призналась Люба.
– Тьфу, мерзость какая, – оценила боярыня. – Зато избавление от сей напасти имеется. Сегодня этим и займись. Ступай пока себе. До завтра ты свободна. Да, еще... В хозяйские покои без разрешения не суйся. Нечего тебе тут, - с этими словами боярыня Басманова, взмахнула платочком белым, давая понять, что аудиенция закончена.
***
В баню Любу проводила вездесущая Лукерья. Неподалеку от притаившегося среди яблoнь вросшего в землю сруба бабка остановилась.
– Ты главное, девонька не бойся. Худого они тебе сделать не посмеют.
– Вы про что?
– Не дергайся главное и на меня зла не держи, - буквально взмолилась ключница.
– И помни, все в усадьбе делается по воле матушки-боярыни.
– Так может не ходить? – Любаша почувствовала , как на голове шевелятся волосы.
– Приволокут, Василисушка, - убедившись, что никто не подслушает, заверила Лукерья.
– Но беды тебе не будет,точно гoворю, – договорив, бабулька - бoжий одуванчик с силой прямо-таки богатырской потащила Любу в предбанник.
А там ее уже ждали...
Две здоровенные тетки а-ля шпалоукладчица обыкновенная и совершенно разбойного вида лысый мужик поднялись с лавок и дружно шагнули навстречу Любе.
– Привет, красавица, – пробасил лысый.
– Ты нас не пугайся, не надо.
– Матушка-боярыня велела тебе в баньке подмочь, - подхватила одна из бабищ, потихоньку заходя слева.
– Проследить, чтоб не угорела, – подтвердила вторая, сдвинувшись вправо.
– Все втроем помогать будете? – Любаша попятилась к двери.
– Не угадала , лебедь белая, - осклабился мужик. – Не по чину мне с боярышнями париться. Тут другое дело.
– Какое?
– Люба нарастающим испугом осознала, что ее незаметно оттеснили в угол.
– Велено тебя, милая, от похабства на голове избавить, - успокаивающе заворковала та баба, которая заходила справа.
– Чтоб позору от людей не было, - уговаривала левая. – Мы-то из доверенных за боярыню Басманову и ее племя жизню не пожалеем, языком болтать зазря не станем.
– Так что не печалься, сейчас побреем тебя наголо, – лысый вытащил из-за голенища острый как бритва засапожный нож.
– И все дела.
– А если кто спросит, что, мол, случилось?
– проникновенно улыбнулась
– Скажем, что от вшей избавлялись.
– Так что не тушуйся. Дело это обычное, не удивится никто, – осклабился мужик.
– И не дергайся, а то ножик острый. Сама понимаешь.
Любе хватило сил только помотать головой. Почему-то такое очевидное решение проблемы не приходило ей на ум, а свекровушка враз сообразила, что к чему.
– Добром не дамся, - честно предупредила Любаша за мгновение до того, как на нее кинулись.
Она отбивалась как могла. И, плевать, что силы неравны. Не жалея себя, рвалась, кусалась, царапалась. Закричала, только когда брызнула первая кровь - лысый промахнулся малость. Царапина вышла неглубокая, но длинная нехорошая. Да и не ограничилcя он одним порезом...
Ясно, что тут вина целиком была на Любе. Не буянь она, никакого кровопролития не случилось бы. Но не могла Любаша запросто уступить этим уродам. Вот к свекрови бы скорее всего прислушалась. В конце концов, волосы не зубы - отрастут. Жаль только, что гордая боярыня не опустилась до объяснений с уродливой чужачкой. Чего зря валандаться с девкой, за которую некому заступиться.
А ведь поступи Ираида Макаровна по-человечески,и история трех соседних царств сложилась бы по–другому.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Лишившись волос, Люба словно утратила волю. Как будто лысый вместе с последней сиренево-голубой прядью отмахнул и все чувства заодно. Девушке стало все равно. Зачем сопротивляться и понапрасну тратить силы, если от твоих усилий ничего не зависит? К чему понапрасну устраивать истерики , если никто не будет слушать? Захотели - выдали замуж, пожелали - заделали ребенка, надумали - скрутили и оболванили под ноль. Лучше даже не гадать, что сотворят в следующий раз.
Поэтому больше Люба не сопротивляясь. Без звука позволила остановить кровь, раздеть и вымыть себя со всем возможным тщанием. Экзекуторши поначалу обрадовались, наперебой хвалили боярышню за разумность, а после испугались не на шутку. Девушка ни на что не реагировала.
– Что делать будем?
– переглянулись бабы.
– По-хорошему надо бы матушке боярыне доложить.
– Шкуру спустит.
– Все равно ведь узнает,только если не от нас, хуже будет.
– Так-то оно так... Но ведь боярышня до утра оклематься может.
– С таким же успехом она окочурится к утренней зорьке успеет. Или возьмет и скинет дитя.
– Типун тебе на язык, дура. Что болтаешь? Да и какое там дитя за три дня наросло? Ничего с ней не сделается! А если что... В общем, утром поглядим. А сейчас одевай ее и в подклет. У ей там комора отдельная.
– Ага...
Голоса бабищ доносились до Любы словно бы издалека. Как из-под воды. Или это Любаша окaзалась под водой? И теперь лежит на дне и смотрит на глупо суетящихся теток, которые почему-то не желают оставить ее в покое. А бабы тем временем, отчаявшись привести сомлевшую боярышню в чувства, кликнули подельника и потащили бедняжку в подклет.