В гостях у турок
Шрифт:
XXII
Накрытъ столъ чистой скатертью и супруги завтракаютъ. Привередливая Глафира Семеновна, взявъ чашку бульону, не могла похулить его вкусовыя достоинства и нашла только, что онъ остылъ. Винершницель, приготовленный изъ телятины, былъ вкусенъ, но также былъ поданъ чуть теплымъ.
Корридорный, прислуживавшій около стола, разсказывалъ по-нмецки, примшивая русскія и болгарскія слова, о генералахъ, графахъ и князьяхъ которыхъ онъ знавалъ въ бытность свою въ Петербург.
— Вы мн вотъ прежде
— Ресторанъ немного далеко отъ насъ, а на улиц теперь очень холодно.
— Какъ: далеко? Разв гостиница не иметъ своего ресторана? Нтъ кухни при гостиниц? воскликнула Глафира Семеновна.
— Не има, надамъ.
И корридорный разсказалъ, что въ Софіи только дв «гостиницы» имютъ рестораны — «Болгарія» и «Одесса», да и то потому, что при нихъ есть кафешантаны, и при этомъ прибавилъ, что «die Herrschaften und die Damen» очень рдко берутъ въ комнаты гостиницы «подхаване» (т. е. завтракъ), «обдъ» и «вечерю» (т. е. ужинъ), такъ что держать свою «готоварню» (т. е. кухню) и «готовача» (т. е. повара) не стоитъ.
— Не въ мод, что-ли, ясти въ номер? спросилъ Николай Ивановичъ!
— Не има мода, господине, отвчалъ корридорный и сталъ убирать со стола.
— Ну, скорй чаю, чаю! Да мы подемъ осматривать городъ, торопила его Глафира Семеновна.
— Тосъ часъ, мадамъ, засуетился корридорный, побжалъ въ корридоръ и принесъ чайный приборъ съ двумя чайниками, въ одномъ изъ коихъ былъ заваренъ чай.
— А самоваръ? Намъ русскій самоваръ? спросилъ Николай Ивановичъ.
Корридорный вздернулъ плечами и развелъ руками.
— Н самоваръ, отвчалъ онъ.
— Какъ? Совсмъ не имете самовара? Въ болгарской лучшей гостиниц нтъ самовара?
— Не има, господине.
— Простаго русскаго самовара не има! удивленно воскликнулъ Николай Ивановичъ. — Такъ же у васъ здсь наши русскіе-то?.. Вдь сюда прізжаютъ и русскіе корреспонденты, и сановники. Вы можетъ быть не понимаете, что такое самоваръ?
— Разбирамъ, господине, разбирамъ, но не има русски самоваръ.
— Ну, ужъ это изъ рукъ вонъ… Это прямо, я думаю, вслдствіе какихъ-нибудь антирусскихъ интригъ Стамбулова, развелъ руками Николай Ивановичъ. — Но вдь теперь Стамбулова ужъ нтъ и началось русское теченіе. Странно, по меньшей мр странно! повторялъ онъ.
— Пей чай-то… подвинула къ нему Глафира Семеновна стаканъ чаю, чай поданъ хоть и безъ самовара, но не скипяченъ и очень вкусно заваренъ.
— Слушайте, кельнеръ! Какъ васъ звать-то? Какъ ваше имя? спросилъ корридорнаго Николай Ивановичъ.
— Францъ, господине.
— Тьфу ты! Нмецъ. Въ славянской земл, въ исконной славянской земл и нмецъ-слуга. Слушайте, Францъ! Намъ этого кипятку мало. Принесите еще. Поняли? Кипятку. Оште кипятку.
И Николай Ивановичъ стукнулъ по чайнику съ кипяткомъ.
— Оште горшта вода? Тосъ
Корридорный выбжалъ изъ номера и черезъ минуту явился оаять съ большимъ мднымъ чайникомъ, полнымъ кипятку.
— Глупые люди, — замтила Глафира Семеновна. — Согрваютъ кипятокъ въ чайник, а выписать изъ Россіи самоваръ, такъ куда было-бы лучше и дешевле.
Черезъ полчаса супруги кончали уже свое чаепитіе, какъ вдругъ раздался стукъ въ дверь. Вошелъ корридорный и подалъ визитную карточку. На карточк стояло: «Стефанъ Кралевъ, сотрудникъ газеты „Блгрское Право“.
— Сотрудникъ? Корреспондентъ? Что ему такое? — удивился Николай Ивановичъ.
Корридорный отвчалъ, что человкъ этотъ проситъ позволенія войти.
— Просите, просите, — заговорила Глафира Семеновна, встала изъ-за стола, подошла къ зеркалу и начала поправлять свою прическу.
Вошелъ еврейскаго типа невзрачный господинъ съ клинистой бородкой, въ черной визитк, срыхъ брюкахъ, синемъ галстух шарфомъ, запшиленномъ булавкой съ крупной фальшивой жемчужиной, съ портфелемъ подъ мышкой и въ золотыхъ очкахъ. Онъ еще у дверей расшаркался передъ Николаемъ Ивановичемъ и произнесъ по-русски:
— Позвольте представиться, ваше превосходительство. Сотрудникъ мстной газеты „Блгрское Право“.
При слов „превосходительство“ Николай Ивановичъ всталъ, пріосанился, поднялъ голову и подалъ вошедшему руку, сказавъ:
— Прошу покорно садиться. Ахъ, да… Позвольте представить васъ моей жен. Жена моя Глафира Семеновна.
— Мадамъ… Считаю себ за особенную честь… пробормоталъ сотрудникъ болгарской газеты и низко поклонился.
Наконецъ вс услись. Николай Ивановичъ вопросительно взглянулъ на постителя и спросилъ:
— Чмъ могу вамъ быть полезнымъ?
Поститель слегка откашлялся, поставилъ свой портфель себ на колни и началъ:
— Сейчасъ узнавъ внизу гостиницы о прізд изъ Петербурга вашего превосходительства, ршаюсь просить у васъ на нсколько минутъ аудіенціи для краткой бесды съ вами. Позволите?
— Сдлайте одолженіе.
Николай Ивановичъ еще выше поднялъ голову, оттопырилъ нижнюю губу и сталъ барабанить пальцами по столу.
— Не скрою, что хочу воспользоваться бесдой съ вами для ознакомленія съ нею читателей нашей газеты, сидя поклонился поститель.
— То есть пропечатать? Это зачмъ-же? спросилъ Николай Ивановичъ.
— Изволите ли видть… При настоящемъ перемн режима въ Болгаріи и при поворот жизненнаго теченія ко всему русскому, мы считаемъ каждую мысль, каждый взглядъ, повданные намъ русскимъ сановникомъ, достойными опубликованія.
При слов „сановникомъ“ Николай Ивановичъ не удержался и сдлалъ звукъ „гмъ, гмъ“. Но онъ боялся, что Глафира Семеновна выдастъ его и крикнетъ: „какой онъ сановникъ! Напрасно вы его принимаете за сановника!“ — а потому обернулся и бросилъ на нее умоляющій взглядъ. Глафира Семеновна сидла за другимъ столомъ серьезная и слушала.