В некотором роде волшебник
Шрифт:
На станции собралось десятка три человек, в основном бородатые мужчины среднего возраста и некрасивые дамы в очках. Ещё были две милые старушки - из тех, кто таскается по всевозможным мероприятиям от избытка времени и энтузиазма. Была группка из пяти великовозрастных школяров (белокурая купальщица в их числе). Судя по обрывкам разговоров, из медицины их интересовали только аспекты, связанные с размножением. Среди этой благообразной публики Септимус и компания выделялись, как бригада маляров на похоронах. Похожие ощущения Септимус испытывал, когда впервые оказался на официальном
Наконец, к немалому облегчению Септимуса, прибыл экспресс.
У каждой истории есть точка отсчета: момент, с которого все началось. Зачастую найти эту точку практически невозможно. Однако в данном случае она воплотилась во вполне конкретном предмете: правом заднем колесе кареты.
Сломанные транспортные средства способны угробить любой, даже самый хитроумный план. Что уж говорить о расписании движения экспрессов! Правое заднее колесо начало пошаливать ещё с неделю назад, но этому не придали значения. Перед сегодняшним двенадцатичасовым рейсом до Ла-Буды каретный мастер вернулся с планового техосмотра бледно-зеленый, протянул секретарю конторы бланк осмотра с собственной неровной подписью и удалился к себе пить сердечные капли. Магической силы капель и седых волос каретного мастера хватило ровно на полдороги. Потом колесо виновато пискнуло "бздынь" и отвалилось. Карета завалилась на бок, но вошедшие в раж лошади неслись на всех порах. Если бы дело происходило в городе или на обычной дороге, пассажиров бы уже соскребали с земли. Но пустыня давала бесконечный простор для манёвра и спасительной инерции.
Когда вознице удалось остановить лошадей, в карете оказался всего один труп: у энергичной старушки с избытком времени отказало сердце. С горем пополам люди выбрались из кареты.
Подруга почившей бабушки рыдала. Пассажиры ругались с возницей. Вероника носилась между ними в порыве альтруизма, распространяя по пустыне лучи добра. Септимус, Мирра и Маркус стояли поодаль, молчаливые и суровые, как древние, всеми забытые статуи.
– По крайней мере, мы живы, - первым нарушил тишину Септимус.
– Ненадолго, - бесстрастно сообщил Маркус.
– Оптимизм так и прет!
– съязвила Мирра.
– Видишь там, вдалеке, большое красное облако?
– по-прежнему спокойно проговорил бывший государственный убийца.
– Это песчаная буря. Скоро она дойдет до нас. Здесь нет укрытия. Нет скал. Карета разбита. Мы задохнемся песком.
Мирра топнула ногой: её туфля увязла в песке, испортив эффект:
– Зараза!
– прорычала Мирра.
– Зараза!! Ты вообще нормальный? Ты понимаешь, что через пару часов нам кранты?!
– Понимаю. Через полчаса.
– И это все?!!!!
Маркус сдвинул брови. Он о чем-то размышлял. Потом, видимо, ни до чего не додумавшись, спросил:
– И что мне делать?
Мирра хлопнула себя ладонью по лбу:
– Что делать? Не знаю! Может, носиться по барханам с воплями "мы все умрем!". Но уж точно не стоять здесь с каменной рожей, подсчитывая, сколько нам осталось.
Маркус сильнее сдвинул брови. Казалось, ещё чуть-чуть, и можно будет воочию узреть тектонические движения мыслей в его мозгу. Процесс завершился резонным замечанием:
– Ты ведь бессмертная.
Мирра взвыла.
Септимус оставил их выяснять отношения, а сам направился к вознице. Тот как раз отбивался от нападок пассажиров, требовавших немедленной денежной компенсации, запасной кареты и чая с бутербродами. Все без исключения жаловались на жару. Времени было в обрез, поэтому Септимус бесцеремонно сгреб возницу в охапку и оттащил в сторону:
– Там, - ткнул он пальцем в горизонт, - красное облако - это ведь песчаная буря, да? И она движется сюда. Двадцать минут - и нам крышка, верно?
Возница что-то булькнул и кивнул.
– Есть какой-нибудь план?
– продолжил допрос Септимус.
– Значит, нет. Неужели у вас нет никакой должностной инструкции: что делать, если на тебя надвигается песчаная буря?
– Е-е-есть, - робко просипел возница.
– Придерживаться расписания и не...не попадать в подобные ситуации.
Септимус швырнул идиота на песок и окинул взглядом суетившихся вокруг людей. Они ругали компанию-перевозчика, жаловались на правительство, обсуждали, вернут ли им деньги за билеты, косились на лежащую на песке мертвую старушку и спорили о превосходстве пирогов над бутербродами. С востока на них надвигалась смерть.
"Такое уже было, - подумал Септимус, прикрывая слезящиеся от солнца и сухого ветра глаза, - уже было, семь лет назад, перед первым боевым испытанием волшебных палочек. Неужели мне снова придется сказать людям, что скоро они умрут?"
– Я с кем разговариваю?!
– донесся до него возмущённый голос Мирры.
– А?
– рассеянно вздрогнул Септимус и получил по носу пятым изданием "Краткого путеводителя по Черной пустыне".
– Говорю: в той стороне есть город! Если доберемся до него...
Септимус уже не слушал. Он вновь схватил шарахнувшегося от него возницу и зашипел ему в ухо:
– Неподалеку есть город. Это правда?
– Да, но...
– Если снять с кареты оставшиеся колеса, загрузить в нее пассажиров и пустить лошадей в четверть скорости, мы ведь сумеем туда добраться?
– Невозможно!
– вся фигура возницы представляла собой пучеглазое отчаяние.
– Карета увязнет в песке! И потом: у нас же нет инструментов! Как мы снимем колеса?
– Вы обалдели?
– вмешалась Мирра.
– Тут идти четыреста метров!
Ветер усиливался, песок зазмеился причудливыми, непрестанно меняющимися узорами. Гигантская белесо-красная волна плавно скользила навстречу потерпевшему крушение экспрессу.
– Это что там, гроза надвигается?
– спросил какой-то весьма наивный пассажир.
Септимуса передернуло. С трудом оторвавшись от завораживающей картины песчаного танца, он напустился на Мирру:
– Это ты обалдела! Какие четыреста метров? Кругом голая пустыня! Или это город лилипутов?