В одно прекрасное детство
Шрифт:
— Постой, постой… Так это же Витька Барановский! В.Т. Барановский — Это Витька-пискля, наш друг детства! Ура-а-а!..
В эту минуту оба они, и мой папа и Анатолий Анатольевич, готовы были просто танцевать от радости.
И вот снова под нами подпрыгивает и стреляет, как пулемёт, папин мотоцикл, только теперь к нам прибавился ещё один пассажир, Анатолий Анатольевич Дуров. Он трясётся за папиной спиной на высоком седле, и его длинные волосы развеваются на встречном ветру.
Ура-а-а! Мы едем на лётное поле!..
НА ЛЁТНОМ ПОЛЕ
Это теперь тяжёлые и огромные самолёты с оглушительным рёвом поднимаются с аэродромов и садятся на аэродромы, это теперь для взлёта и посадки им нужны специальные бетонированные дорожки длиной больше километра. А раньше… Даже смешно! Раньше ничего подобного не было, потому что маленькие и лёгонькие аэропланы, чтобы взлететь, разбегались не очень быстро и не очень долго — им для этого вполне хватало небольшого ровного поля, поросшего травой.
В тот далёкий день на такое лётное поле собрался почти весь наш город.
Светило солнце, играл духовой оркестр, люди улыбались.
Всем сейчас хотелось петь и танцевать, как будто этот день был праздником вроде Первого мая!
Все так громко шумели и смеялись, что даже не слышали, что им пытался сказать с трибуны молоденький комсомолец. Он изо всех сил кричал что-то в большой железный рупор, хотел, видимо, что-то объявить, но его не было слышно. В конце концов парнишка так охрип от крика, что уже не мог сказать ни слова.
Но тут ему на помощь подоспела та самая девчушка, которая недавно приглашала зрителей из цирка прийти на лётное поле. Она привела с собой того самого циркового шпрехшталмейстера, у которого был такой сильный голос, что он мог перекричать любой самый сильный шум.
— Помогите нам! — попросила девушка. — Пожалуйста!
Шпрехшталмейстер охотно поднялся на трибуну и, конечно, сразу понял, что надо объявить. Он только совсем забыл, что находится не на представлении, и поэтому у него сначала получилось так:
— Уважаемые зрители, дорогие друзья! Сегодня впервые под куполом нашего цирка…
— Что вы, что вы?! — замахал на него руками охрипший парнишка и что-то зашептал ему на ухо. Кричать он не мог, а шептать мог.
— Понимаю, понимаю, — покивал головой шпрехшталмейстер. — Сейчас я скажу правильно… — И он начал снова: — Дорогие друзья, дорогие товарищи! Сегодня под голубым куполом нашего неба выступит группа отважных покорителей воздуха под руководством и при участии двух бесстрашных красных пилотов — В.П. Белухи и В.Т. Барановского! — Но тут шпрехшталмейстер всё-таки не выдержал и сказал, как привык, совсем по-цирковому: — Попросим наших любимцев на манеж! — И он первым захлопал в ладоши, глядя в небо, туда, откуда должны были показаться аэропланы.
И все, кто сейчас был на ноле, тоже дружно захлопали, как будто сидели в цирке и ждали выхода каких-нибудь акробатов или жонглёров.
Но вдруг та самая девушка, которая прибегала в цирк, запрыгала от радости, замахала косынкой и закричала, глядя направо:
— Летят, летят!
Все моментально закричали «Урра!» и повернули головы направо.
Главный трубач взмахнул своей трубой, и оркестр заиграл что-то очень весёлое. И тут все заметили, что летит не один аэроплан и даже не два и не три, а много, целая стая, и что все они… машут крыльями. Тут, конечно, все поняли, что ошиблись и это вовсе не аэропланы, а галки, целая стая чёрных галок.
Но никто даже не успел огорчиться, потому что та же самая нетерпеливая девушка уже повернулась в другую сторону и снова закричала:
— Летят, летят!
На этот раз она не ошиблась: из-за лесочка низко-низко, над самой землёй, летели два аэроплана.
Сначала все их увидели, а потом услышали. Когда они были ещё далеко, казалось, что строчит швейная машина, а когда подлетели поближе, они затрещали, как мотоциклы. На несколько секунд все затихли и с открытыми ртами слушали, как трещат аэропланы, а потом как все снова закричат: «Ур-ра-а-а!» — и никаких аэропланов сразу не стало слышно.
Мальчишки выпустили в небо голубей, за голубями полетели разноцветные детские воздушные шары, опять грянул духовой оркестр, и, наконец, аэропланы с грохотом пролетели над толпой.
Они пролетели так низко над головами людей, что многие с непривычки от испуга даже присели на корточки, а некоторые даже сели на траву.
Было очень весело.
Разноцветные шары в голубом небе смешались с белыми голубями, пионеры подняли вверх длинные блестящие фанфары, и все услышали торжественный пионерский сигнал.
Аэропланы коснулись колёсами земли и покатились, подпрыгивая, по зелёной траве.
Все, кто был на лётном поле, хотели уже броситься к аэропланам, чтобы немного покачать отважных пилотов, поприветствовать их и передать цветы, но милиционеры, взявшись за руки, никого не пускали, потому что радость радостью, а порядок нарушать не надо.
Но моего папу, Дурова и меня они всё же пропустили, потому что папа успел сказать главному милиционеру:
— Мы друзья детства одного из пилотов.
Тогда главный милиционер взял ладонью под козырёк и негромко сказал не самому главному:
— Пропустите их: они друзья детства одного из пилотов.
Тогда не самый главный милиционер тоже взял под козырёк, повернулся кругом и громко сообщил всем остальным милиционерам:
— Приказано пропустить: они друзья детства одного из пилотов. Ура!
— Ура-а-а! — закричали остальные милиционеры, и мы что было силы побежали к аэропланам.
Глава двадцать вторая.