В оковах его власти
Шрифт:
А этот умопомрачительный аромат уверенно взял меня в заложники, укутывая своей нежностью. Я готов был оставаться в таком тягучем плену вечность, просматривая кадры прошедшей ночи.
Вчера думал, что сорвусь и сделаю больно, буквально ломал себя, а потом втянулся. Сам не заметил, как приловчился, концентрируясь на одном желании — не сделать больно. Я понимал, что быстро избавиться от девственности — логичный шаг, но причинить ей эту боль не мог, и потому пошел другим путем, ощущая себя при этом большим животным. У меня до сих член сжимался, стоило только вспомнить, какая она тугая, горячая и влажная.
И сейчас, лежа с утренним стояком, с голой девушкой сверху, я пытаюсь не думать о сексе. А это очень сложно. Очень, учитывая, как пухлая грудь упиралась в меня.
Надо успокоиться. Это самое разумное решение в моем случае. Трогать Машу сейчас нельзя, наверняка будет больно. Пусть вчера крови было немного, и то только на презервативе, рисковать не хотелось. Заживет и тогда я не отпущу ее никуда на суток трое.
Моя личность темпераментна, и мне надо много секса. Без него я становился злым и угрюмым. Это же касалось и еды. Голодный и неудовлетворенный равно готовый к войне. И несмотря на пульсацию в члене…впервые за очень долгое время голова была ясной и без сковывающей со всех сторон боли, опоясывающей плетью, сжимающей до судорожных спазмов.
В это время я обычно вставал на работу, но не сегодня. Сегодня я хотел поставить жизнь на паузу, забывая обо всем, кроме Маши и приезда сына. Да, Рус решил вернуться, но мне не сказал, однако же все равно с его стороны такой шаг был обречен на провал. Я мониторил его жизнь даже тогда, когда он был уверен в обратном.
Но и давить на родную кровь не хотелось, вот почему создавалась видимость свободы выбора. Без него. Я приказал своим людям встретить, пусть это будет первое касание после долгого перерыва. В нашей ситуации никто не сказал бы мне, какие поступки можно было принять за правильные, а какие — нет, и потому все свои действия я рассматривал как положительные.
Маша дернулась, дыхание участилось, и пульс грохотал так, что я чувствовал его грудиной.
—Доброе утро, — поцеловав девушку в макушку, я мягко коснулся выступающих лопаток, провел невесомо по бархатной коже.
Маша медленно подняла голову и потупила взор, но я не дал ей закопаться в неловкости и потянулся первым с поцелуем. Легко, чтобы не смущать еще больше. Она не пыталась закрыться, но по проступающему румянцу была ясна степень волнения. Смотреть на это было приятно. Не отвести взгляд.
—Доброе, — взгляд то на меня падал, то на грудь. Неловкое молчание, но ей можно. Обрушивающиеся на голову новые эмоции порой сложно обуздать. Я смотрел на нее и чувствовал спокойное и тихое счастье.
Маша улыбнулась, уложив руки мне на скулы так невесомо легко, что пришлось прикрыть глаза, чтобы впитать в себя эти ощущения.
—Боже! Я папу не предупредила! —Маша вскочила и, схватив одеяло, умчалась вниз. А я остался лежать и смотреть на свой каменный стояк.
Да, с отцом некрасиво получилось. Теперь он был в ясном уме и твердой памяти, ну и точно заметил отсутствие дочери ночью.
Натянув боксеры, я пошел искать свою трубку, когда услышал голос Маши внизу. Она тихо-тихо и убаюкивающе что-то настойчиво поясняла.
—Пап, прости, пожалуйста, — с болью в голосе сказала она.
Спустившись вниз, я увидел маленькую фигурку, закутанную пледом в несколько слоев. Быстро договорив, Маша развернулась ко мне и нервно улыбнулась.
Послушная правильная девочка. Красивая, милая, добрая. Моя. Последнее впивалось в голову иголкой. Не верилось до конца.
—Все в порядке? — легонько чмокнул малышку в лоб и обнял, покрепче прижимая к себе.
—Он уснул рано, а утром заметил мое отсутствие. Всех успел обзвонить.
—Извини, я вчера не мог думать вообще, — подцепив маленький подбородок большим пальцем, ответил я, а после мягко поцеловал в полураспахнутые губы. Вкусная девочка, при виде которой мне рвало крышу. Сносило сознание. Я превращался в больного ублюдка, торчащего на ней как на героине.
—Я приготовлю завтрак, — Маша первая оторвалась от меня, прикрывшись одеялом сильнее.
—Хорошо, при одном условии…
—Каком? — она посмотрела на меня с удивлением. Я был не промах. Мне нужно, чтобы он приняла себя и свое тело. И чем быстрее, тем лучше.
—Отбрось плед. Не надо при мне прятаться. В доме никого нет. Охрана по периметру, сюда никто из чужих не зайдет, — отчеканил я. Зрачки малышки расширились в ответной реакции, а затем маленькие руки резкими движениями отпустили плед. Он мягко скатился по телу, и я увидел красоту при свете дня. Едва ли в состоянии теперь вообще говорить.
Пухлая грудь и розовые ореолы на фоне ярко красных от ласк сосков. Тонкая талия, покатые бедра.
Блядь, ну вот как тут сдерживаться. Поправив член, я подошел к Маше, обхватил двумя руками и поцеловал в шею, съедая трепет, скользящий между нами искрами возбуждения.
С трудом удалось отпустить ее готовить завтрак. Несмотря на заверения, что можно заказать, или поехать в кафе. Для меня все это было проще…Незачем усложнять обычный прием пищи.
—Саш, я хочу накормить тебя, — уверенно заявила девушка, надув от обиды губы. —Зачем тратиться?
И я послушно сел за стол, наблюдая за тем, как девушка моей мечты, стоя в моей футболке, готовила завтрак у меня на кухне. Ничего более сексуального в своей жизни не видел.
Я сожру все вместе с собственными пальцами. Вылижу тарелку. И плевать, как это будет на вкус.
Но волноваться было не о чем. Маша была идеальна во всем, даже в готовке. Пусть меня это в принципе могло бы волновать в последнюю очередь. Я слишком давно не ел домашней пищи и уже отвык от этого…
К таким хорошим и светлым вещам привыкнуть очень просто, и к этому я был готов как никогда в своей жизни. Запахи разносились сносящие крышу…
Как только тарелка оказалась передо мной, я сразу принялся есть.
—Вкусно, малыш, это очень вкусно, — я уплетал омлет с овощами, испытывая при этом какой-то детский восторг.