В ожидании счастливой встречи
Шрифт:
— А ты куда, пижон, навострился? — очнулся Валерка.
— Не кудыкай! Жениться! Закуривай, — Петро подсунул Валерке сигареты.
— И так дышать нечем! — послышался сзади недовольный женский голос.
— Ладно, ладно, не гуди, мы не взатяжку, — успокоил Петро пассажирку и нагнулся к Валерию, притушил голос: — К Таньке, Валер? Я так и понял. А я еду Ольгу сватать. Помнишь, рыженькая? Такая фитюлька, на практике у нас была. Ну, ты ее еще как-то не то зеброй, не то коброй назвал.
Валерий засмеялся:
— В конопушках, что ли, остроглазенькая?
— Вспомнил?
— Ничего, симпатичная.
— Письмо прислала, — Петро пошарил по карманам куртки, — потом покажу. Вот рысь! Правда что рысь! Когти показывала, потом ничего, умаслилась, — на шепот перешел Брагин. — Помнишь, как мы ей берлогу медвежью показывали?
— Она-то не забыла?
— Какой, говорит, Петя, ты был тогда отважный.
Петро положил руку на сердце.
— Все о ней думаю, так беспокойно в душе, хоть кричи.
А у Валерия Татьяна перед глазами стоит. Так близко, что он невольно подается вперед.
— Ты чего, Валер? — одернул его Петро. — Со смены? Приляг. На под голову шубу, схрапни минуток шестьсот. Я последние дни двенадцать через двенадцать пахал, отгулы зарабатывал — и хоть бы что: ни в одном глазу. Я и маленький такой был: как куда засобирается отец с матерью, меня не уторкнешь. Интересно, как встретит Ольга? — Петра загасил папироску и машинально держал окурок в руке. — Теперь вот все вспоминается, каждое слово, каждая встреча и как на рыбалку ее водил. Уехала, думаю, не напишет, там на пятьдесят шестом, нашего брата — пруд пруди, да еще летчики. Написала. Валера, сломается автобус — побегу.
— Будет вам каркать, — донеслось опять из-за спины, — еще не хватало, чтобы автобус сломался, мелете черт-те что…
Валерий посмотрел через плечо и только открыл рот, как Петро потянул его за рукав.
— А ну ее, лучше послушай, мать у Ольги на счетной машине пашет, теперь кашу будет варить, а там, глядишь, через год и мушкетер. — Петро сунул Валерию под ребро кулак от полноты чувств.
— Ну, ты даешь, Петро… Не знал, что ты такой трепач.
— А что, раз — и в квас. Два сына, дочь — это как минимум. Натосковался я. — Петро закрыл глаза. — Не знал ее, как будто так и надо было, а теперь — зубы ломит…
«Пусть поговорит, — подумал Валерий, — за пятьсот верст устанет». Душу Валерия точил разговор с подругой Татьяны из комитета комсомола. Она продиктовала магаданский адрес Татьяны и спохватилась, будто тайну выдала: «Не подведи ты меня, Валера, Татьяне ни слова».
— Я ни при какой погоде от хороших людей не отказываюсь, — сказал Валерий.
«Значит, Татьяна напрочь рубила, — с беспощадной очевидностью пронеслась мысль. — Сам дурак, надо было сразу в загс. Теперь близок локоток. Правду говорят, что имеем — не храним, потерявши — плачем».
Валерий как-то всерьез не думал, считал, что вся жизнь еще впереди. Татьяна никуда не денется, раз любит — куда торопиться, и так хорошо: захотел — встретился, вот она, рядом, протянул руку к телефону, поговорил, пригласил — нет отказа, было так, было. А потом что-то надломилось: стала ускользать, сторониться, У Петро с Ольгой все складывалось по-другому. Да и сам он другой по натуре. Петро всегда казалось, что девушка не может его полюбить, да еще такая недоступная, как Ольга. Она замечательная, а он обыкновенный. Что поделаешь: счастье не кисет, в карман не положишь и не унесешь. Бывает, он это не раз видел, женился парень, а взаимной любви не состоялось. Бывает, приживутся, притерпятся и живут неплохо. Но если копнуть поглубже…
Петро не раз размышлял о счастье, сопоставлял со своей жизнью. Но так и не знал, в чем его счастье. Когда получил от Ольги письмо, понял, что был несчастен, а теперь… Он не размышлял, сел в автобус и поехал к лучшей девушке на земле, к своей девушке.
Валерию же всегда казалось, что стоит только захотеть, и все у тебя будет. И не было у него житейских проблем. Жил, как птичка певчая — легко и весело. Ведь и в загс его позвала Татьяна. Валерий не торопился. Все казалось просто: позови — и Татьяна тут на всю жизнь. Если бы он только мог предвидеть ее отъезд. А что предвидеть — Валерий и с собой не желал хитрить: ведь она русским языком сказала об отъезде, но тогда он свой характер показывал. Эх!
— Ты что, Валера, стихи читаешь? — спросил Петро. Валерий открыл глаза. — Спи, спи, это я так. Вот скажи, Валер, живут люди. Другой раз и по одной дороге ходят, каждый сам по себе, — опять о своем заговорил Петро. — И вдруг как магнит притянет и не оторвешь. И не сообразишь после, как все произошло. Милее человека на свете нет. Про Ольгу кто бы мог подумать. Р-раз — и обернулась царевной!..
— Тоже мне царевич. — Валерий повернулся к окну, подышал на стекло, протаял «окошечко» величиной с монету и прильнул к прозрачному кружочку глазом. Автобус брал крутой подъем, у самой обочины стеной стояли заснеженные кусты, и там, где они прореживались, лес убегал в глубокие распадки. Оттуда струился матовый свет. Пряталась в набежавшее облако луна, и все словно погружалось в глубокое черное безмолвие колымского простора: и кусты, и лес, и белые проплешины озер.
Но вот автобус одолел перевал, и побежали навстречу расцвеченные лунным светом холодные дорожные знаки. Валерий отвернулся от окна. Петро, уронив голову на грудь, спал. Валерий положил голову Петро себе на плечо. Во сне лицо у Петро осунулось, постарело. «Да и я не лучше», — подумал Валерий. «Ты погляди на себя, один нос остался», — вспомнились слова Егора Жильцова. «Была бы вывеска», — отшутился он тогда. А у самого тоска затаилась по Таньке. Говорила же «распишемся», и надо-же тогда брякнуть: «Только венчаться». Слово не воробей, а Татьяну после этого словно подменили. Прежде придет на танцы, стоит Таня в уголке, ждет Валерия. Валерий еще понаблюдает, как парни к ней один, другой… Подойдет вразвалочку. А Татьяна: «Валер, ну где ты? Так долго!» А тут вроде и нет Валерия, танцует с парнями. Как ни старается попасть ей на глаза — не видит. Валерий повернется на каблуке и в буфет. Сидит за столом, а душа в клубе. Ревность гложет, хоть впору иди и бей морду парню, с которым она танцует. Валерий понимает, что это глупо. Частенько отирался около комитета комсомола, ждал, когда выйдет. Издали увидит Татьяну, и то глоток живой воды. На стадион стал снова ходить. Из-за кого? Опять же из-за нее, Татьяны. Она — заядлый болельщик, а он не последний хоккеист. Татьяна на стадионе — у Валерия тройное дыхание. Однажды, когда состоялись игры команд на первенство района между Оротуканом и Синегорьем, за спиной Валерия кто-то сказанул: «Вон, братва, допинг идет». Валерий тоже посмотрел: Татьяна.
В прошлом году на катере в залив ездили. Валерий закрыл глаза… Парни, девчата, но ему казалось, что на палубе только Татьяна, а кругом берега в густой зелени, и солнце над головой бронзовой каплей плавится. Всех разморило. Татьяна платье скинула, и зарябило в глазах у Валерия от купальника в горошек, захотелось сию минуту бронзовую каплю с неба достать или в огненную струю броситься. Брюки долой. Вода ужалила тело, вобрала в себя его жар. Валерий поплыл было к берегу, но почувствовал, что сводит судорогой ногу, повернул к катеру. Капитану пришлось бросить веревку и подтянуть незадачливого пловца. А Валерий только счастливо улыбался: Таня подвинулась, и он сел рядом, чувствуя мокрым плечом ее горячее плечо.