В Плену Красной Розы
Шрифт:
– Говорите, что нужно делать, госпожа Алама.
– Возьми меня за руку.
Служительница надавила ладонью на грудь Химеры, а сам он взялся за её запястье. Тёплое, гладкое. Ему вдруг стало спокойно. Комнату обволакивал дым, что пах сиренью и цветущими яблонями. Так пах его дом. Настоящий дом, в котором жил Варион и где не было места Химере.
– Давай прогуляемся, – будто бы издалека попросила Алама. – Закрой глаза и подумай о доме. Вспомни, каким ребёнком ты был. Чего хотел? Чего боялся? Вспомни свою маму. Ты помнишь её голос? Представь, что она зовёт тебя.
Химера
– Варион! – голос был приглушённым, далёким. – Варион, сколько тебя ещё ждать? Даже Синара уже вернулась!
Он понимал, что сидит в бархатном кресле, но всё равно ощутил, как ноги бегут по мокрой траве. Всю ночь лил дождь, и теперь на улице было свежо, но грязно. Мама опять разозлится, что он вышел из дома босиком.
Варион бежал по заросшей тропинке к дому. Слева стучал топор – это неугомонный Ругвар что-то рубил на своей делянке. Справа начинались сады, что упирались в свежий участок городской стены. Герцог ещё не успел добраться до доброй их половины, чтобы построить каземат.
По ощущениям до порога оставались считанные шаги, когда запах увлёк его дальше. Теперь вокруг стало тихо. Да и медовый аромат сменился запахом свежей кожи. Настолько свежей, что чесался нос.
– Открой глаза, – прошептала Алама.
Варион сидел на табурете в тесной комнате. Снаружи дождь хлестал закрытые ставни, и лишь одинокая свеча горела на верстаке с надломленной ножкой. Его пальцы сжимали скребницу, а на коленях лежал сапог. Вариону он явно был не по размеру – слишком уж длинная подошва для тринадцатилетнего мальчика.
– Что ты там возишься? – гаркнул кожевник Мант, входя в каморку. – Что, ты ещё с первым сапогом не закончил? А чего тогда телишься?
– Извините, мастер, – промолвил Варион.
– Чего ты мне тут извиняешься? – Мант отвесил мальчишке крепкий подзатыльник. – Заказчик вот-вот придёт, а ты даже первый сапог не доскрёб! Клянусь, ещё раз увижу, что ты лодырничаешь – пойдёшь, к херам, на улице побираться!
Варион кивнул и продолжил натирать кожу на голенище. Он пытался увязать распустившиеся нити памяти в один узел. Ему знакомо это место. В кожевенной мастерской Манта он пытался заработать хоть что-то после того, как остался без дома.
На тот момент не прошло и луны с тех пор, как мать попыталась продать его. Она поплатилась в тот же день. Вернувшись домой, Варион нашёл её в пьяном беспамятстве на полу у кровати. Харла пыталась что-то объяснить онемевшим от выпивки языком. Поздно. В тот вечер он впервые выпустил наружу Химеру.
Впоследствии он не раз задумывался о том, правильно ли поступил. Иногда Варион понимал, что должен сожалеть о первом убийстве. Но, сколько бы Химера не пытался вызвать в себе хотя бы отзвук жалости, он не чувствовал ничего. Харла была дрянной матерью, пила больше браги, чем воды, а мужиков меняла чаще, чем портки собственному сыну.
Оставшись без дома, он пытался выжить честным трудом. Мастерская Манта стала первой попыткой на этом поприще, но она закончится вскоре после этого дня. Тогда Варион попробует ещё раз. Его с
Тогда-то он и решит, что честным трудом в Басселе не выжить.
– Смотри, что ты наделал! – зашипел вдруг Мант.
Мастер-кожевник выглянул из каморки через дверь и окатил Вариона потоком ругательств. Замолк он, лишь когда в помещение вошёл высокий мужчина с короткими волосами. Щёки гладко выбриты, но вокруг рта он оставил густую щетину. Поговаривали, что такие бороды были в моде в Трисфолде, отчего местные называли их северянками. Образ, знакомый Вариону с тринадцати лет. Первый Лис, которого он встретил.
– Здравствуйте, господин, – Мант сложил ладони на груди и поклонился. – Извините, светозарного Кваранга ради! Ваши сапоги почти готовы, но этот олух никак не закончит.
Юному Вариону достался ещё один шлепок по темечку.
– Да, господин, – проговорил мальчишка. – Это я виноват, простите, пожалуйста.
– Ничего страшного, – посетитель улыбнулся. Только губами, без глаз. – Мне не к спеху, да и лучше сделать работу медленнее, но с качеством. Тем более, это не повод бить юношу, господин Мант.
– И правда же, – кожевник закивал в притворном покаянии. – Что-то меня наваждение прихватило. Работай, Варион. Работай спокойно.
Мальчик кивнул и продолжил шлифовать сапог. Скоро посетитель выйдет из мастерской, и покаяние Манта покинет каморку в тот же миг. И вновь голова Вариона заноет от оплеух, а уши забьются грязными оскорблениями.
Но он должен работать. Если умереть с голода, то и убийство Харлы станет ошибкой.
Варион вновь увидел тринадцатилетнего себя со стороны, но взгляд его оказался прикован к добродушному покупателю новых сапог. Он знал его. Но знал гораздо позже этого дня. Скоро Мант выгонит его из подмастерий, потом будет пекарня, речная пристань… Со Жнецом, вербовщиком Лисьего Приюта, он встретится лишь спустя три луны.
Но вот он, здесь. Уверяет Манта, что не злится из-за задержки, пусть и заплатил наперёд за лучший образец овечьей кожи в мастерской. Единственный. Овец в Летаре не разводили, так что Мант закупал их шкуры штучно, когда бывал на рынке в Трисфолде. То есть, раз в пару лет.
– Какого хрена? – прошипел повзрослевший Химера, но мальчишка его не слышал.
Варион опять вернулся в юное тело. Жнец уже ушёл, так что Мант решил как следует отыграться за унижение.
– Извините, мастер, – бормотал мальчишка. – Я научусь, правда. Дайте мне ещё один шанс.
– Ладно-ладно, – Мант вытер пот с широкого лба. – Дам тебе повод учиться усерднее. За сегодня монету не получишь. И за завтра – тоже. Ничего не получишь, пока мы этому господину не отдадим сапоги!
– Мастер! Нет! – взмолился Варион.
Он отложил скребницу и повис на шерстяной жилетке Манта.
– Давай-давай, – кожевник оттолкнул юнца. – Голод хорошо прочищает мысли, так что будет тебе урок.
– Я не могу вернуться без монеты! – Варион заплакал. – Что я маме скажу? Она же с ума сойдёт, у нас и так дом отбирают!