В полночь упадет звезда
Шрифт:
Вы не согласны с этой точкой зрения и утверждаете, что агент, заманивая Барбу в ловушку, хотел, чтобы его поймали. Мне кажется, что именно в этом заключается ошибочность ваших рассуждений. Возникают три довода, которые опровергают вас. Во-первых, почему агент так поздно воспользовался своими сведениями о Барбу? Во-вторых, если агент заранее знал, что Барбу будет пойман, зачем дал ему тысячу марок? Барбу ведь согласился, не требуя никакой оплаты. В-третьих, зачем он принес в жертву Барбу, зная, что от него можно узнать больше того, что агент мог бы здесь разведать? Другими словами, зачем он подчинил
— Я попробую ответить только на два ваших вопроса. На один, откровенно говоря, у меня нет пока удовлетворительного ответа. Что касается первого вопроса, то я думаю, что агент Абвера раньше не знал черного пятна из прошлого Барбу. Вспомните исчезновение и таинственное появление фотографий в солдатских книжках. Правда, мы не знаем, исчезала ли фотография Барбу, но допустить это можно. Можно предположить, что фотография Барбу попала куда следует, ее там проверили и обнаружили то, что он хотел скрыть от всех. Оказавшись обладателем этого секрета, агент понял, что Барбу вынужден будет плясать под его дудку.
Второй вопрос — как раз тот, на который, как я уже сказал, пока еще нельзя ответить.
Последний вопрос по существу является самым главным и ответить на него совсем нелегко. Я могу предположить следующее: или агент знает теперь, в чем состоит изменение, внесенное в шифровальную машину, — значит, цель достигнута и ничего не стоит пожертвовать Барбу, — или, по причинам, которые пока ускользают от меня, необходимо было убрать Барбу,
— Если ваша догадка верна, господин Уля, — иначе говоря, если агенту известно теперь, в чем состоят изменения, внесенные в шифровальную машину, — значит, дела наши плохи и Абвер может расшифровать все наши радиограммы.
— Безусловно. Но это только предположение. Чтобы установить, насколько оно соответствует действительности, надо его проверить.
— Каким образом?
— Надо будет, широко используя систему шифровки на машине, передать радиограммы с ложным текстом. Ну, скажем, о том, что мы готовим широчайшее наступление. Если они смогут расшифровать нашу радиограмму, они, естественно, должны будут принять контрмеры. А если нет, значит Абвер еще не владеет секретом шифровальной машины. Конкретная задача сводится к тому, чтобы вы — военные — составили такой план, узнав о котором противник не мог бы не принять заметных для нашей разведки контрмер. План должен быть составлен немедленно, потому что мы должны срочно знать, можем ли мы еще пользоваться шифровальной машиной.
— Я доложу господину генералу о новой ситуации. Он предпримет те меры, которые сочтет возможными, — ответил капитан Георгиу в достаточной мере сдержанно, так как ему показалось, что в подсказке Ули есть что-то противоречащее воинской дисциплине. И, словно для того, чтобы занять свои руки, он стал перелистывать страницы письма Барбу.
Спустя минуту капитан добавил, иронически улыбнувшись:
— Ну что же, нельзя сказать, что в нашей профессии
Не закончив свою мысль, он удовлетворился тем, что похлопал ладонью по сложенным страницам письма.
— Мне бы понадобилось много времени, чтобы убедить вас, что, избавившись от Барбу, мы не избавились еще от агента Абвера, — быстро возразил Уля Михай. — От агента, про которого Барбу пишет жене, что сам черт не смог бы заподозрить его. Черт не может его заподозрить, а мы должны найти. Да еще подумать над тем, что могут означать эти слова. Почему «сам черт не заподозрит»? Потому, что благодаря своему чину и положению он вне всякого подозрения? Или «сам черт не заподозрит» потому, что это личность, лишенная всякого значения, какой-нибудь невзрачный солдатик?
— В первом случае, — уточнил Уля Михай, — под подозрение попадает господин капитан Смеу, вы, начальник штаба и вообще все офицеры. Во втором случае — все младшие командиры и личный состав вспомогательных служб, в том числе денщики и вестовые, иначе — всё управление дивизии. Идти по этому пути — значит искать иголку в возе сена. Не так ли?
Капитан Георгиу не ответил. Он лишь пожал плечами.
Тогда Уля Михай ответил себе сам:
— И всё-таки, это единственная нить, которая у нас есть, и за неимением другой мы должны использовать эту.
Он поднялся и стал ходить по кабинету, заложив руки за спину, погрузившись в свои мысли.
Капитан Георгиу провожал его взглядом, в котором можно было прочитать зависть.
— Господин капитан, у меня к вам просьба! — заговорил спустя некоторое время Уля Михай. — Я бы хотел, чтобы никто, кроме меня, вас и господина генерала, не знал о существовании письма Барбу. Может быть, это пожелание покажется странным. Но мы не можем совершенно не учитывать намек, содержащийся в письме Барбу, каким бы неясным он нам ни показался. Это с одной стороны. С другой стороны, если действительно, как я предполагаю, агент Абвера пожертвовал Барбу, чтобы поводить нас за нос, будет лучше, если мы дадим ему возможность потешиться этим самообманом.
— Даже начальник штаба не должен знать?
— Даже он!
— И Смеу мы ничего не скажем?
— Нет. Если начальник штаба не должен знать, тем более это касается господина капитана Смеу. Для него я остаюсь простым шифровальщиком.
— Хорошо, сударь, если вы так настаиваете… Что касается начальника штаба, следует узнать о согласии генерала.
— Есть еще одно, господин капитан!
— Пожалуйста! Я слушаю…
— Прошу вас, напомните господину генералу, что он обещал вернуть мне чин капрала.
— Хорошо, я ему напомню. Но скажите, почему вы хотите обязательно получить обратно свой чин? Что это может для вас значить?
— Ничего особенного. Но хорошо, чтобы все знали, что я примерный шифровальщик, который к тому же проявил смелость и инициативу.
— Я не совсем понимаю, зачем вам это нужно, но не настаиваю на объяснениях. Теперь я иду к господину генералу, чтобы проинформировать его обо всем случившемся и узнать о его решении.
— Вы позволите мне выйти раньше?… — На пороге Уля Михай повернулся и добавил: — Еще раз, господин капитан, прошу вас не забыть и напомнить о моем чине капрала.