В полночь упадет звезда
Шрифт:
— Я уже сказал, что ничего не имею против того, чтобы вы остались. Я только спрашиваю себя, как вы можете здесь задержаться? У вас есть, конечно, свое начальство, которому вы подчинены. Поскольку вы закончили работу по выполнению задания, ради которого посланы были сюда, вам, вероятно, следует явиться для отчета?… Или вы полагаете, что вам разрешат оставаться здесь и дальше?
— Безусловно. Я должен буду доложить обо всем в личном рапорте. Поэтому я хочу обратиться к вам еще с одной просьбой: отпустить меня только на три дня. Этого срока будет достаточно, чтобы я мог добраться до штаба армии и представить свое донесение. Пользуясь случаем, я прошу вас утвердить меня в качестве шифровальщика.
Генерал некоторое время в недоумении смотрел на Улю, хотел было что-то спросить, но передумал. Вопрос, который он задал потом, не имел никакого отношения к тому, что он действительно хотел узнать:
— Когда же вы хотите ехать?
— Завтра утром. В четверг, к началу занятий, я вернусь обратно.
— Насколько я понял, вы уверены в том, что ваша просьба будет удовлетворена! — заметил генерал, который не поверил ни одному слову из того, что сказал ему Уля.
— Я не совсем в этом уверен, но мне хочется думать, что на этот раз мне разрешат то, в чем до сих пор отказывали.
— Ну что же, раз вы так хотите остаться среди нас, — желаю вам удачи.
— Благодарю вас, господин генерал!
После ухода Ули генерал сказал себе, задумчиво глядя в окно: «Почему он остается, не знаю. Во всяком случае не потому, что его увлекает шифровальное дело. Но, невзирая на истинную причину, в одном я совершенно уверен: с той минуты, как я узнал, что он остается, я почувствовал себя спокойней и уверенней».
ПИСЬМО, КОТОРОЕ МЕНЯЕТ ВСЮ ОБСТАНОВКУ
Фронт снова продвинулся.
Гитлеровские части и остатки хортистов были отброшены далеко назад. На направлении главного удара действовали части дивизии «Молдова», которые при поддержке других соединений армии прорвали сильно укрепленную оборону противника, проходившую по холмистой местности.
За героизм и решительные умелые действия, благодаря которым в первые же часы наступления удалось продвинуться далеко вперед, развивая первоначальный успех, дивизия «Молдова» была отмечена приказом командования 2-го Украинского фронта.
Особенно отличились два батальона полка «Путна». Бойцы этих батальонов яростной атакой обратили в бегство противника, намного превосходившего их числом, а потом стремительным броском отрезали и окружили два полка венгерских фашистов, которые сдались вместе со своими штабами.
Громкой славой покрыли себя и артиллеристы дивизионной артиллерии, поддержавшие метким прицельным огнем наступление пехоты и не раз прикрывавшие ее огневым заслоном от отчаянных контратак противника.
Возвратившись из отпуска, Уля Михай нашел штаб дивизии в городке, который серьезно пострадал от артиллерийского обстрела.
Городок был забит войсками: пехотой, артиллерией, кавалерией, саперами и связистами. Пушки и зарядные ящики, грузовики и подводы, кавалерийские эскадроны и колонны пехотинцев — всё это находилось в непрерывном движении, направляясь в сторону фронта или возвращаясь оттуда и так запрудив улицы, что пройти по ним можно было лишь с большим трудом. Все жилые дома были заняты войсками, и солдаты тех частей, что прибывали позже, не могли отыскать себе местечка для отдыха.
Командный пункт дивизии расположился в одноэтажном здании школы. Здесь теснились все службы и отделы штаба.
Шифровальщики встретили Улю Михая радостными возгласами:
— Ну, брат, хорошо, что ты вернулся! Без тебя нам тут досталось не на шутку. Вот уже три ночи, как не удается поспать больше одного-двух часов, да и то на ходу.
Впрочем, они могли бы и не рассказывать ему об этом: все было написано на их лицах — небритых, бледных, с глубоко запавшими глазами, красными от усталости и бессонных ночей.
Капитан Смеу также встретил Улю вполне дружелюбно, стараясь дать ему понять, что всё происшедшее не может повлиять на их добрые отношения.
— Раз уж вы вернулись, то садитесь к машинке, смените Пелиною, — попросил Улю капитан Смеу. — Вот посмотрите, что нас еще ждет. Ребята неплохо поработали, но мне некем было их подменить, и они немного устали.
— Немного! Хорошо сказано! — подхватил Бурлаку Александру, который, пользуясь тем, что он старше других, даже капитана Смеу, позволял себе иногда некоторую фамильярность в разговоре с начальником.
Капитан Смеу добродушно возразил ему:
— Бросьте! Я же пошутил. Теперь, когда вернулся Уля, будет легче. Нам бы еще одного шифровальщика — и всё было бы отлично.
— Господин капитан, а вы не собираетесь просить об укомплектовании нашей группы?
— Конечно! Обязательно буду просить. Но я не хочу брать людей из строевых частей. Хотя мы сравнительно немного потеряли бойцов в таком большом и успешном наступлении, но всё-таки потери есть, и этого нельзя не учитывать. Я думаю, что через несколько дней мы снова перейдем в наступление, а в строю дорог каждый человек. Вы слышали, Уля? Наша дивизия была отмечена приказом командования 2-го Украинского фронта.
Бурлаку шепнул Уле на ухо:
— Если бы ты видел «факира». Он на седьмом небе от радости!
Капитана Смеу вызвали к генералу, и шифровальщики остались одни.
— Ну, что здесь еще произошло, пока меня не было? — поинтересовался Уля Михай.
— Почти ничего! — ответил ему Пелиною. — Впрочем, было ли у нас время интересоваться тем, что происходит!.. Столько работы, что мы просто из сил выбились! Знаешь, я видел Барбу. Его сюда привозили. Он ужасно выглядел. Лицо грязное, все в крови. Капитан Медреа вызвал всех нас и опять произнес одну из своих знаменитых речей. Жаль, что он не стал попом. Он бы читал проповеди получше, чем сам Иоанн Златоуст. Да, одна подробность, которой ты не знаешь. Помнишь, все говорили о том, что Барбу был убит при попытке перейти к фашистам? А на самом деле, он покончил с собой, когда его схватили. Почему они сразу не сказали об этом, не понимаю!