В пылу любовного угара
Шрифт:
Эсэсовцы кинулись врассыпную, но устоять на ногах удавалось немногим, они падали десятками подряд. Самолет зашел на новый вираж… Кто-то из уцелевших солдат пытался скрыться в здании, но многие выбежали из ворот и в панике метались по площади. Люди, находившиеся на ней, и продавцы, и покупатели, бросились в разные стороны. Но «мессер» снизился и носился над площадью, его пулеметы не переставали строчить. Может быть, летчик выцеливал черные мундиры, но пули не выбирали…
Страшный крик стоял над площадью. Люди падали и застывали в лужах крови. Молодой эсэсовец, а рядом та женщина со штопаными чулками, так и зажатыми в руке. Еще один черный мундир – и подле мужчина в поношенном пиджаке, оба одинаково залитые кровью. Мальчик с желудевым пряником в руке… Боже мой!
– Не стой! Бежим!
Кто-то с силой толкнул Лизу в спину, да так, что она чуть не упала. Тот же человек помог ей удержаться, схватив за руку. Потащил за собой, крича:
– Шевели ногами! Убьют!
Затолкал ее в подворотню, прижал к стене, защищая своим телом.
Лиза тупо удивилась, разглядев наконец Петруся. Он что, спасает ее? Чудеса… Откуда он вообще тут взялся, интересно знать? Лиза не удержалась, спросила:
– Как ты сюда попал?
– Да так, пришел сахарку выменять на махорку, – угрюмо ухмыльнулся он. – А тут такое… Смотрю, ты мечешься, ну, думаю, надо спасать.
– Что ты врешь? – возмущенно выкрикнула Лиза. – Сахарок, махорка… Ты за мной следил! Боялся, чтобы не сбежала, да? Вы мне не верите, ни ты, ни отец Игнатий!
– И что такого? Ну, не верим. Подумаешь, велика беда! Ну, следил… Если б не следил, то не оказался бы рядом, небось валялась бы там сейчас мертвая!
Он махнул в сторону площади, и тут же новая очередь заглушила его голос.
Петрусь схватил Лизу за плечи и прижал к кирпичной стене, прикрывая собой. Пули чиркнули в полуметре от их ног, и Петрусь подтолкнул Лизу глубже в подворотню.
– Вот застрелили бы тебя, и кто взорвал бы «Розовую розу»? – проворчал он.
– Ну да, – зло усмехнулась Лиза, – я для вас со стариком просто ценное взрывное устройство, не больше.
– Вот именно, – холодно согласился Петрусь.
Лиза опустила голову. Их с Петрусем неприязнь взаимна, что и говорить. Для этого невозможно красивого парня она – нечто неодушевленное, чужое, внушающее отвращение и даже ненависть. Ее просто используют – и даже используют с отвращением.
– Удивляюсь, – с трудом выговорила она, а горло так и сводило подступавшими слезами, – как ты решился до меня дотронуться. Мог бы и винтовкой в подворотню затолкать. Ты ж ненавидишь меня! И старик тоже. Вы же во мне видите гранату, которую готовитесь бросить во врага, а что будет со мной – вам все равно. Ты еще радоваться будешь, если я взорвусь там, вместе с фаши…
Она не договорила. Петрусь прижал ее к стенке и навалился всем телом. Рот его прильнул к ее рту и впился в него. Лиза задохнулась. Попыталась рвануться, но литое тело его, руки его лишали возможности шевельнуться, а губы лишили возможности соображать. Вспышка неистового счастья прострелила ее стремительней пули, и Лиза вдруг ощутила себя брошенной, потерянной, страшно одинокой, когда Петрусь отстранился.
Ошарашенно уставилась в мрачные черные глаза:
– Зачем… зачем ты это сделал?
– Чтобы доказать тебе, что ты не внушаешь мне отвращения. – Петрусь хлопнул ресницами и спросил неуверенно: – Доказал?
– Доказал… – Лиза с трудом сдерживала улыбку.
Они снова прижались к стене – стрельба не утихала. Вдобавок неподалеку забахали зенитки, выйти из подворотни было невозможно. Просто совершенно невозможно! И Лиза с готовностью приоткрыла губы, когда лицо Петруся приблизилось к ее лицу, но вдруг что-то особенно страшно громыхнуло над площадью. Петрусь рванулся к краю стены, выглянул, воскликнул:
– Сбили! Его сбили!
Лиза подскочила к нему и увидела, что «мессер» падает, оставляя за собой хвост черного пламени. Вот канул куда-то за дома, ближе к реке, там вспыхнул взрыв.
– Куда он упал? – прошептала Лиза. – На дома? Неужели на дома?
– Куда же еще, – тяжело вздохнул Петрусь. – Там слободка, домишко на домишке. Вот, загорелось уже!
В том месте, куда упал «мессер», поднялись новые клубы дыма.
– Он спрыгнул! – воскликнул Петрусь. – Смотри!
Белый купол парашюта качался в небе, опускался плавно и красиво, так страшно-красиво… Нельзя было поверить, что мирно плывущая в воздухе фигура только что хладнокровно расстреливала людей, не делая никакого различия между врагами и теми, кого он хотел защищать.
– Зачем он спрыгнул? – с ужасом проговорила Лиза. – Его же убьют! Его убьют фашисты!
Петрусь с болью оглянулся на нее:
– Ты послушай… Ты только послушай…
– Пусть он только спустится, мы его на куски разорвем! – донесся до Лизы безумный бабий крик.
И разорвут, поняла она, глядя в окровавленные, залитые слезами лица. Конечно, летчик же только что убивал женщин, убивал их детей.
– Боже мой… – прошептала Лиза потрясенно, – боже мой, что же будет? Зачем он прыгнул? Его ведь растерзают! Уж лучше пусть к фашистам попадет!
А Петрусь повернул к ней побледневшее лицо:
– Его будут пытать в гестапо, он не выдержит и…
Он вдруг бросился вперед. Выскочил на площадь, приложил к плечу винтовку, прицелился, выстрелил в парашютиста раз, другой, третий.
Потрепанный «Опель» с визгом затормозил возле него, из автомобиля выскочили несколько солдат, схватили Петруся, вышибли винтовку, завернули руки за спину.
– Сволочь! Русская свинья! Болван! – разразился ругательствами высокий статный офицер с рукой на перевязи. – Если ты попал в него, будешь повешен! Этот красный позавчера убивал людей на берегу, теперь прилетел сюда. Я раньше времени выписался из госпиталя, только чтобы возглавить поиски летчика. У меня к нему свой счет! И вот он попался, Бог отдал его в мои руки. Он должен быть казнен публично! А ты хотел помочь врагу ускользнуть!
Чеканное красивое лицо с яркими голубыми глазами болезненно побледнело, офицер покачнулся. Но тут же к нему подскочил невысокий худой ефрейтор, подхватил его под руку:
– Герр гауптман, сядьте в автомобиль, прошу вас. Вы разбередите свою рану. Эх, рано вы вышли из госпиталя!
– Арестуйте этого идиота, – буркнул гауптман устало, кивнув на Петруся. – Глаз с него не спускать!
И тут Лиза узнала эти яркие глаза, эту чеканную надменную физиономию.
Раздумывать было некогда. Она вылетела из подворотни и бросилась к офицеру: