В рассветный час (Дорога уходит в даль - 2)
Шрифт:
Решаем идти сперва к Меле Норейко, потом к Вариной бабушке, к Лидиной маме, а затем к моей.
Идем мы весело, шутим, смеемся. Только Меля почему-то на себя не похожа. Она все время молчит, даже иногда вздыхает. Наконец, не выдержав, она берет меня под руку, чтоб я шла медленнее. Когда мы таким образом немножко отстаем от Лиды и Вари, Меля говорит мне негромко и как-то нерешительно:
– Знаешь что? Я побегу вперед и посмотрю, кто у нас дома, тетя или папа... А?
– А почему?
– недоумеваю я.
– Разве это
– Ну да! Одно и то же!.. У меня папа - это одно, а тетя - папиного брата жена - совсем не то же! И мне бы хотелось, понимаешь... Ну, одним словом, гораздо бы лучше, если бы мы застали папу, а не тетю. Я побегу, а?
Меля летит стрелой вперед, к своему дому. А мы идем медленно, мы немного озадачены загадочными Мелиными словами.
Когда мы подходим к дому с большой вывеской "Ресторан Т. Норейко", Меля уже дожидается нас у ворот. Она бросается к нам озабоченная, но довольная:
– Где вы копаетесь? Скорее, скорее!
И, ведя нас во двор дома, Меля тихонько шепчет мне:
– Тетя занята, она грязное белье в стирку отдает. Ресторанное: скатерти, салфетки... А папу я сейчас приведу! Если тетя войдет, вы, смотрите, ничего при ней не говорите!
Все это мне не нравится, но отступать поздно.
Мы входим в квартиру Норейко. Меля вводит нас в маленькую переднюю. В ней нет даже стульев. Из соседней комнаты доносится негромкий голос, мерно считающий:
– Тридцать шесть... тридцать семь... тридцать восемь...
– Подождите здесь, я сию минуту...
Меля в самом деле через минуту-другую приводит к нам толстого человека с добродушным лицом.
– Вот. Это мой папулька... Папулька, это мои коллежанки (соученицы)... Папулька, мне нужны деньги - понимаешь? И не марудь, папулька, - слышишь, тетя уже пятьдесят вторую салфетку считает! Скоро кончит...
– Деньги?
– пугается папулька.
– А на что тебе деньги?
– Ну, мало ли, папулька, какие у меня расходы? Давай скорее!
Папулька ужасно растерян. У него даже взмокли колечки волос на лбу.
– Полтинник - довольно?
– Папуля!
– укоряет его Меля.
– Дай канарейку. И поживее - слышишь?
Из соседней комнаты доносится:
– Шестьдесят восемь... шестьдесят девять... семьдесят... семьдесят один... семьдесят два...
– К сотой салфетке подходит!
– торопливо шепчет Меля.
– Беги скорей к кассирше, возьми у нее канарейку, и конец!
Папулька исчезает на одну-две минуты. Затем, вернувшись, достает зажатую в кулаке измятую рублевую бумажку. Испуганно оглядываясь на дверь, отдает деньги Меле. Меля быстро сует их в карман.
С этой минуты и Меля, и ее папулька преображаются. С их лиц сходит выражение пугливой настороженности. На папулькином лбу разглаживаются морщины. Отец и дочь весело, радостно обнимаются. Меля шутливо пытается головой боднуть отца в живот. Отец и дочка, видно, любят друг
– Дочка у меня, а?
– подмигивает нам папулька.
– Министерская голова, нет?
Но Меля бесцеремонно выталкивает отца из комнаты:
– В ресторан, папулька! Там лакеи без тебя все разворуют.
Папулька скрывается.
Меля торопливо передает папулькину рублевку Лиде.
– Прячь, прячь скорее!
Между тем в соседней комнате голос, монотонно считавший белье, смолкает. В переднюю, где мы стоим, входит миловидная женщина, толстенькая и кругленькая, как пышка. На лбу у нее - мокрое полотенце, которое она придерживает одной рукой. Другой рукой она запахивает на груди свой растерзанный капот.
– Ох, голова! Ох, голова!
– стонет она.
– Болит, тетечку?
– участливо спрашивает Меля.
– Не дай бог! Просто на кусочки раскалывается. Пропади оно, это ресторанное белье! Пока считаешь, глаза на лоб вылезут.. А это кто?
– вдруг замечает нас Мелина тетя.
– К кому пришли? Зачем?
– Это, тетечку, мои подруги пришли... В гости...
– Ох, тесно у нас тут!.. Какие уж гости!
– неприветливо говорит Мелина тетя.
– Тебе обедать надо...
– Мы уходим, - спокойно говорит Лида.
– Нет, зачем же?
– слабо протестует госпожа Норейко.
– Меля пойдет к нам в столовую комнату, пообедает, а вы ее тут подождите, если хотите... Ступай, Мелюня, там сегодня твое любимое...
Но мы, простившись, выходим на улицу.
– Не понравилась мне эта "тетечка"!
– мрачно говорит Варя.
– А папулька этот тоже... Рубля давать не хотел, полтинник предлагал... Вот выжига! А ведь богатый! Ну ладно, идем теперь к Варе, - напоминает Лида.
К Варе идти далеко. Мы успеваем переговорить обо всем. О Дрыгалке, о Колоде, об учителях. Вспоминаем то, что рассказала сегодня Меля (она знает все на свете!): наш теперешний директор, Николай Александрович Тупицын, вступил в эту должность всего год назад, вместо прежнего директора, которого звали Яков Иванович Болванович. Этот прежний директор подписывал бумаги размашисто: Я. Болван...
– и росчерк. А под этим шла подпись начальницы Колоды: А. Я. Колод...- и тоже росчерк. Получалось: "Я - Болван, а я Колода".
Так, болтая, смеясь, мы подходим к домику на окраине города.
– Вот. Наш домик, - говорит Варя и смотрит на этот домик так ласково, как на человека.
Это и вправду славненький домик! Не знаю, как выглядит он зимой, но сейчас он густо увит диким виноградом, и конец лета раскрасил листья во все цвета. Тут и зеленые листья, их уже меньше, и розовеющие, и вовсе красные,красота! Мы входим в калитку и заворачиваем за дом. Там, в садике, на маленькой жаровне стоит таз, в котором варится-поспевает варенье. Около жаровни сидит на стуле старушка и ложкой снимает с варенья пенки.