В сердце Африки
Шрифт:
а ййогда п целыми естественно-историческими коллекциями.
Директор института, профессор Уорд, был крупным авторитетом в искусстве набивки чучел. Чем ближе я подходил к зданию института, тем больше замедлялись мои шаги и тем меньше самоуверенности оставалось в душе.
Институт помещался в нескольких зданиях, среди которых нетрудно было отличить жилой дом профессора Уорда. Над входом высилась арка. Верхнюю
Долго не решался я позвонить и ходил взад и вперед перед домом профессора. Наконец скрепи сердце позвонил. Меня ввели в комнату, куда вскоре вышел профессор Уорд.
Никогда за всю мою жизнь, вплоть до того случая, когда в Африке на меня напал леопард, я не чувствовал себя так скверно, как в минуту, когда этот маленький человечек обратился ко мне с вопросом:
— Что вам угодно?
Я вспомнил о своих визитных карточках, на которых было указано, что я являюсь мастером по набивке чучел. Молча прбтянул я ему это единственное свидетельство моего призвания.
Профессор, видимо, удовлетворился содержанием визитной карточки и коротко спросил меня, когда я могу начать работу в институте.
Я стал получать огромное жалование—три с половиной доллара в педелю, в то время как жизнь в маленьком пансионе обходилась мне четыре доллара в неделю. Такова была моя материальная база, когда я впервые по-настоящему приступил к изучедию искусства дабквки чучел.
Делалось это в то время в естественно-историческом
институте Уорда очень просто. Снятая с убитого животного шкура обрабатывалась солью, квасцами я составом, содержащим мышьяк. Кости скреплятись проволокой, их заворачивали во что-либо и укладывали обратно в шкуру. Затем шкуру вешали випз головой и набивали соломой. В тех местах, где тело животного следовало сделать потоньше, шкуру прошивали длинной иглой и стягивали. При тако>lb методе работы совершеппо не требовалось знания анатомия. Никому и в голову не приходило, что зверям следует придавать характерные н естественные дозы, располагать их группами или давать с помощью фола обстановку их повседневной жизни. Работа производилась так примитивно отчасти потому, что тогда еще никто не подозревал, что ее можно выполнить лучше, отчасти потому, что искусство это оплачивалось очень низко. Музеи коллекционировали исключительно предметы, имевшие научную ценность, и вовсе не интересовались пх художественной •стороной. Они охотно покупали скелеты животных и птичьи чучела, но более сложные установки казались им излишнею роскошью.
Однажды я сделал попытку внести в наше ремесло кое-какие улучшения. Институту было дано поручение сделать чучело зебры. За время учения в институте я основательно проштудировал анатомию животных и знал название большей части мускулов и костей. Я попросил разрешения сделать гипсовый слепок с зебры, чтобы потом по слепку формировать чучело. На эту работу ушло все мое свободное от занягяй время, включая и ночь. Несмотря па' вое усилия, мне но удалось ничего добиться. Чучело зебры было набито соломой по старому способу, а мой слепок попал в мусорную яму.
В институте Уорда! я пробыл четыре года н поработал немало. Нрн моем участии было набито множество чучел 2* 19
для музеев, для любителей охоты, для спортсменов и даже для одного бродячего цирка.
Содержателя цирка просили нас увековечить знаменитого слона Джумбо. На этот раз институту пришлось работать совсем иначе, чем обычно, и не только из-за огромных размеров животного, но и оттого, что чучело его, согласно заказу, должно было обладать большою прочностью и устойчивостью: ведь его приходилось перевозить из страны в страну.
Школу мне пришлось бросить очень рано. Я сознавал, что общих знаний у меня мало, и, чтобы пополнить их, стал посещать вечерние курсы университета. Однако, вскоре выяснилось, что двойной рабочий день, первая половина которого отдана заработку, а вторая половина и ночь учебе, мне не под силу. Я надорвался и провалился на экзаменах. Однако, благодаря счастливей случайности шансы мои на получение дальнейшего образования не ухудшились, а улучшились. В то время, когда я учился на вечерних курсах, один из моих Друзей, Вильям Мортон Уиллер, ушел из уордобского института и сделался преподавателем высшей школы в Миль-воки. Од прислал мпе письмо, звал к себе и обещал поддержать, если я соглашусь приехать. Таким образом я получил место при музее в Мильвоки. Одновременно с работой в музее я стал: посещать колледж. В конце концов я открыл в Мильвоки лаазочку чучел и прожил в этом городе целых восемь лег.
Ряд случайных обстоятельств еще больше разжег мое увлечение искусством набивки чучел.
Один из директоров музея привез из Лапландии несколько оленьих шкур, сани и упряжь. Все эти предметы послужили нам материалом для группы, изображавшей лапландца на снегу с оленьей упряжкой. Группа удалась прекрасно н имела такой успех, что нам 20
без особого труда удалось уговорить директора музея купить порядочное количество шкур ораыг-утапов, которые привез с. Борнео один из моих прежних товарищей.
При создании группы ораяг-утанов мы отказались от старого метода заполнения чучел соломой и тряпьем.
Нам пришлось разрешить несколько совершенно новых задач, и удачное их разрешение положило начало повой зпохе в искусстве набивания чучел.
Мы стали изготовлять модели, которые затем обшивались шкурой. Препаратор, задумавший, вместо обычной упрощенной - 'набивки шкур соломой, сделать модель, передающую естественную осанку животного, должен был не только в достаточной мере изучить анатомию животного, но и овладеть лепкой или моделированием. Во время этой работы нам пришлось убедиться в том, что моделирование чучел отнюдь не легче отливки статуй пз бронзы. Разница была лишь в том, что методика отливки из бронзы развивалась и художественно и технически в течение многих столетий, тогда как наше искусство было создано в очень короткий срок небольшой группой людей.
Удачные результаты работы над оленями я орангутанами побудили меня взяться за монтирование групп различных пушных зверей, водящихся в Висконсине. К моим планам относились скорее терпимо, чем сочувственно, но я с упорством принялся за это дело Н добился положительных результатов.
Несколько поз» е мой друг Уиллер был назначен директором музея. Мне стало гораздо легче работать. При его содействии я создал ряд групп, которые п по сю пору сохраняются в музее Мильвоки.
Кстати сказать, тот самый Уиллер, который был виновником того, что я поселился в Мильвоки, послужил й причиною моего отъезда из этого города. В одно из путешествий в Европу Уиллер встретился с работником Британского музея, который решил поручить мне несколько работ. Я тотчас же по получения этого известия отправился в Лондон. Однако, до Лондона мне не пришлось доехать. По пути я остановился в Чикаго и, конечно, зашел в естественно-исторический музей. Здесь я случайно встретился с профессором Элиотом, хранителем зоологического отделепия музея, и тут же на месте обязался принять участие в ближайшей африканской экспедиции. Это случилось в 1896 году. После возвращения экспедиции в Чикаго я стал работать в местном естественно-историческом музее в качестве руководителя отделом набивки чучел.
У меня уж 5 давно возникла идея создать четыре группы из чучел диких коз и оленей под названием: «Времена года». Я хотел показать этих животных в обычной для них среде зимою, веспою, летом и осенью. В настоящее время осуществление этой затеи не потребовало бы большого труда. Но на существовавшей тогда степени развития нашего искусства мы вынуждены были по только технически работать над созданием этих групп, по еще позаботиться о выработке методов работы. Мы потратили па эти группы целых четыре года.