В тени восходящего солнца
Шрифт:
Когда я пришел в себя и почувствовал, что могу говорить, сказал Вольфсону:
— Я же не виноват, мне нечего и не о чем писать.
Вольфсон, как бешеный, вскочил, начал кричать, посыпалась брань и ругань, угрозы. Команда: “Встать!” Подошел ко мне, начал громко кричать в ухо. Появились сильная боль и шум в голове. Долго гарцевал он вокруг меня, ругался и кричал. Я стоял и молчал. Затем переходит к следующему отработанному приему, двумя пальцами сверху вниз сильно ударяет между ключицей и шеей, боль невероятная, искры из глаз посыпались, и изо рта пошла кровь. “Стоять!”
По-ихнему называется “конвейер”. Это один из приемов допроса. На конвейере могут держать сутками без сна, пищи и воды, только до тех пор, пока арестованный не потеряет
На конвейере я простоял без сна, пищи и воды трое суток. Вода стояла на столе, вызывала жажду. От бессонницы, физической и моральной усталости падал на пол. Величайшее удовольствие испытывал, когда лежал на полу. Долго лежать не давали, пинали в бок, обливали водой, приводили в сознание, командовали “Встать!” Одного дежурного сменял другой, такой же жестокий и безжалостный. Один раз дежурила женщина, кажется, Судакова. Назойливо твердила одно: “Пиши, пиши, легче будет. Признаешься, мучить перестанут”. Я ей отвечаю: “Мне нечего писать. Я не виноват”. Она с иронией говорит: “Да, не виноват! Довольно ниточки на х... наматывать, мы вас знаем”.
За эти трое суток наслышался всякого. Из кабинета в ночное время слышались матерщина, ругань, крик: “Фашисты, гады! Убивайте! Придет время, будет управа над вами!” С мужским криком чередовался женский крик, истерика, слезы. Следователь Вольфсон приходил в кабинет, где я стоял, спрашивал другого: “Писать еще не соглашается? Нет?” Уходил и приказывал держать на “конвейере” по всей строгости или перевести в комнату, где допрашивали шпионов.
Вольфсон пришел злой, как зверь, подошел ко мне, под нос тычет бумажку: “На, смотри! Это ордер на арест твоей жены, а детей определим в детский приемник НКВД. Думай о жене и детях!” [190] ».
190
http://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&nmn=6066
Напомню: Василию Крылову, когда он встретился с Вольфсоном и его подручными, было 60 лет. Сохранились фотографии Крылова и его жены, сделанные незадолго до их отъезда из Харбина в Москву. Есть и тюремные фото. Поверить, что на них изображены одни и те же люди, можно только зная, что между двумя съемками не три года, а полтора месяца существования в девяти кругах ада.
«Определение Верховного Суда СССР № 4н-02480. Секретно.
...на основании вышеизложенного прекратить дело в отношении Крылова Василия Николаевича за отсутствием состава преступления».
Ну вот, кажется, это страшное дело наконец-то можно закрыть и поставить точку в нашем расследовании. Но — нет. Прокуроры продолжали работу: «Секретно. В Военную коллегию Верховного Суда СССР. Сообщаем, что определение ВК ВС СССР о реабилитации Крылова Василия Николаевича нами не объявлялось, т.к. по сведениям Центрального адресного бюро его родственники в г. Москве и и Московской области проживающими не значатся. 15 мая 1957 г.». Что это значит? Расстрелянный японовед и разведчик реабилитирован, но сообщить об этом некому. Его жена— Зинаида Викторовна пережила мужа ненадолго и была расстреляна на том же Бутовском полигоне 21 октября 1937-го. Сведений о детях в 1956 году найти не удалось. Конец? Снова — нет.
Я переворачиваю еще один лист и вижу рукописное заявление, написанное относительно недавно, по иронии судьбы — в праздник сотрудников госбезопасности — 20 декабря 1990 года: дочь Василия Николаевича Крылова Зинаида Васильевна обращается к начальнику УКГБ по Москве и Московской области с просьбой сообщить ей судьбу отца... В ответ ей направляют справку о его судьбе и те самые фотографии.
Только теперь я могу со спокойной совестью перелистнуть последнюю страницу и расписаться в просмотре дела: «Использовал для научного исследования». Перелистнуть и... отправиться в архив Международного правозащитного общества «Мемориал», которое не только помогает нам восстановить многие судьбы репрессированных родственников и коллег, но и хранит бесчисленные воспоминания родственников репрессированных.
Интервью с дочерью нашего героя Зинаидой Васильевной Крыловой для проекта «Рельсы судьбы» записала 28 июня 2007 года волонтер «Мемориала» Ольга Оболенская. Возраст Зинаиды Васильевны давал себя знать, и она нередко путалась в датах, но все же перед нами уникальное свидетельство очевидца тех событий:
«Моя мама Зинаида Васильевна Крылова (Родзевич) родилась в 1890 году в Варшаве. Учительница. Папа — Крылов Василий Николаевич, 1890 года рождения, окончил Восточный институт во Владивостоке по японскому отделению. Я родилась 16 августа 1913 года во Владивостоке. Февральская революция 1917-го застала нас в Харбине. В 1915 году в Харбине родился брат — Кирилл.
Папа работал переводчиком-японоведом в Штабе Заамур-ского округа пограничной стражи. С 1920 года папа заведовал во Владивостоке библиотекой, и в 1923-м уехал переводчиком в советское консульство в Харбин. В 1925-м мы переехали в Пекин, где папа работал переводчиком в полпредстве, а мама там же, машинисткой.
Еще через полгода его командировали в Правление КВЖД, а мы после этого жили в Харбине до 1934 года. В 1931-м папа работал в генконсульстве СССР в качестве драгомана при консуле Мельникове [191] .
191
Китаист-политолог; дипломат. Родился в г. Селенгинске Забайкальской обл. Активный участник Гражданской войны на Дальнем Востоке. В 1924-1928 гг зав. отделом Дальнего Востока НКИД СССР. Генконсул СССР в Харбине (1928—1931); временный поверенный в делах СССР в Японии (1931). Служил в военной разведке: в 1933—1934 гг. заместитель начальника Разведуправления Генштаба РККА и уполномоченный НКИД на Дальнем Востоке. Под псевдонимом публиковал статьи и брошюры о политической ситуации в Китае. Член редколлегии журнала «Новый Восток». Участник дискуссии о «способе производства» в Китае. С 1935 г. руководитель службы связи с зарубежными центрами ИККИ и всей агентурой Коминтерна. Арестован 4 мая 1937 г. 25 ноября 1937 г. ВК ВС СССР в помещении Лефортовской тюрьмы приговорен к ВМН («шпионаж»). Расстрелян 28 июля 1938 г. А. Ваксберг отмечает, что отсрочка расстрела Мельникова была вызвана необходимостью (по просьбе секретаря ИККИ Д. Мануильского) постепенной передачи всей агентурной сети другому лицу, и почти 8 месяцев Мельников из внутренней тюрьмы НКВД руководил заграничной агентурой. Место захоронения — полигон НКВД «Коммунарка». Реабилитирован ВК ВС СССР 10 марта 1956 г.
В июле 1934-го мы вернулись в Москву. В Москве папа работал в Государственном словарном энциклопедическом издательстве в качестве научного работника. Писал книгу “Быт, нравы и обычаи Китая”, составлял словарь географических названий Маньчжурии и Монголии.
Он был арестован 1 сентября 1937 года. 17 октября он был расстрелян. Но мы об этом узнали только 16 апреля 1957-го, когда он и мама были реабилитированы постановлением Военной коллегии Верховного Суда СССР.
Маму арестовали 11 сентября, а расстреляли 21 октября по обвинению в шпионаже в пользу Японии, как и папу.
У мамы было 3 сестры, мама—старшая. Средняя—Евгения умерла в Харбине. Младшая — Елизавета вышла замуж за поляка и уехала в Варшаву. Бабушка переехала к ним в Варшаву из Харбина. А дед погиб в плену у немцев в мировую войну.
В Харбине мы жили рядом с кинотеатром “Желсо”, в 1932 году пострадали от наводнения. В 1929-м после конфликта с китайцами все служащие ушли из Правления КВЖД в знак солидарности с советскими. Папа стал работать в советском журнале “Вестник Маньчжурии”. Рядом жили два брата — Федор и Василий Нечаевы, Рассохины. Мы у них по очереди собирались.