В тине адвокатуры
Шрифт:
На столе же лежала вскрытая телеграмма, полученная утром — она оказалась от Гиршфельда, который извещал княгиню, что приедет с вечерним поездом.
— За доктором послано?
— Уже давно.
— Он всегда опаздывает! — вставил Леонид Иванович. Все уселись в ожидании городового врача.
Сергей Павлович глубоко задумался. Ему живо припомнилась загадочная смерть мужа покойницы, князя Александра Павловича, случившаяся семь лет тому назад, и самоубийство несомненно невинного Якова Быстрова. Приезд доктора призвал его к настоящей действительности.
Доктор влил в рот принесенной по его приказанию в номер кошке столовую ложку аршада из графина.
Кошка быстро завертелась и через несколько минут околела.
— Княгиня отравилась, или отравлена синильной кислотой, в большом количестве примешенной к аршаду. Я полагаю даже, что вскрытие совершенно излишне. Наружный вид трупа красноречиво подтверждает несомненное отравление.
Новский и Карамышев согласились вполне с этим заключением. Начался допрос свидетелей. Когда прислуживавшие вечером княгине лакей и горничная показали, что оставили ее в номере с ее сиятельством княжной Маргаритой Дмитриевной, в уме Карамышева снова мелькнула мысль, что княжну также видели шедшей накануне по направлению к кабинету, в котором нашли на другой день мертвой ее дядю.
«Неужели я был тогда на настоящей дороге?» — задал он себе мысленно вопрос.
«Нет, не может быть!» — отогнал он от себя эту мысль.
Допрос продолжался.
Тем временем Маргарита Дмитриевна, не достояв обедни в монастырской церкви, вышла через заднюю калитку ограды и отправилась к месту назначенного ей Гиршфельдом свидания. По ее расчету, он должен был уже прибыть.
Был одиннадцатый час утра. Солнце ярко светило с безоблачного неба, отражавшегося в гладкой поверхности чудного озера, на берегу которого стоял монастырь. Свежая травка и листва деревьев блестели как-то особенно ярко. В маленькой ближайшей роще, по направлению к которой шла княжна, пели пташки.
Она вошла в рощу. Какой-то таинственный шелест приветствовал ее. Ей вдруг стало жутко. Перед ней мелькнули виденные ею вчера и грезившиеся ей всю ночь два глаза. Она прислонилась к одному из деревьев, чтобы не упасть. Тут она заметила фигуру спешившего к ней Николая Леопольдовича. Она оправилась. Она была не одна. Он был с ней.
— Наконец, ну, что? — подошел он.
Она молча подала ему бумагу и ключ. Он быстро развернул и посмотрел бумагу и сунул ее в карман.
— Золотая моя, неоцененная! — заключил он ее в свои объятия.
Она не сопротивлялась, но ей показалось, что от прикосновения этого человека веет таким же холодом, какой она ощутила вчера под рукой, державшей голову мертвой тетки. Она вздрогнула.
— Рассказывай как и что? — вызвал он ее к действительности.
Она передала ему все в подробности.
— Прекрасно, превосходно, лучше и не надо! — говорил он, потирая руки.
Она кончила рассказ.
— Теперь поезжай прямо туда. Если там еще ничего не знают, то прикажи передать княгине, когда она встанет, что ты была. Если же там уже началось следствие, то притворись убитой горем, упади в обморок.
Он посмотрел на часы. Было без четверти одиннадцать. Не упустив из ее рассказа, что княгиня приказала разбудить себя в девять часов, он был уверен, что следствие уже началось.
— Спеши же, спеши, моя дорогая! — обнял он ее в последний раз и незаметно опустил ключ, возвращенный ему ею, в карман ее ватерпрува.
Из церкви в это время выходил народ. Обедня кончилась. Княжна поспешила назад за ограду, вышла в главные ворота и, сев в пролетку, приказала кучеру ехать в «Гранд Отель». Подъезжая, она заметила около гостиницы толпу народа. Она поняла, что там уже все открыто и задрожала. Пролетка остановилась у подъезда гостиницы. Княжна вошла.
— Что случилось? — обратилась он к швейцару.
Голос ее дрогнул.
— Несчастье, ваше сиятельство! Княгиня, ваша тетушка, скончалась.
— Когда, где? — бросилась она по лестнице.
Опередивший ее швейцар расталкивал народ, толпившийся на лестнице ив коридоре и тщетно уговариваемый полицией разойтись.
Стоявший у дверей первого номера городовой не хотел было пускать княжну, но швейцар объяснил ему, что это племянница умершей, и она беспрепятственно вошла в номер.
— Умерла! Умерла! Где она? — бросилась она в приемную.
— Княжна! — успел выговорить Карамышев, поднявшись из за стола, где сидел вместе с Новским и доктором и допрашивал хозяина гостиницы.
Она на ходу порывисто вытащила из кармана ватерпрува носовой платок, чтобы приложить его к глазам.
Вдруг что-то упало на пол с металлическим звоном.
Все присутствующие подняли головы.
На полу приемной лежал ключ с жестяной пластинкой, на которой стояла цифра 1.
Княжна посмотрела тоже вслед за другими на лежавший на полу ключ и обвела присутствующих помутившимся взглядом.
— Это я, я виновата, я отравила ее! — дико вскрикнула она и как сноп повалилась на пол.
Ее привели в чувство, и Сергей Павлович со строгим выражением лица стал ее допрашивать. Она открыла было рот для ответов, но вдруг остановилась.
— Я не могу отвечать вам теперь, дайте мне успокоиться, дня через два, три я расскажу вам все, все! — сказала она.
Следователь записал ее короткое сознание. Она беспрекословно подписала его.
Он составил постановление об аресте, и княжна Маргарита была отправлена в т-скую тюрьму.
XXII
Последнее свиданье
Весть об отравлении княгини и о сознании в совершении этого преступления княжны Маргариты Дмитриевны с быстротою молнии облетела весь город. Баронесса Ольга Петровна Фальк была страшно возмущена, что преступница жила у нее и даже ночь после совершения преступления это «исчадие ада», как она называла княжну, провела под ее кровлей.
В первом номере гостиницы «Гранд Отель» происходили панихиды, на которые собирался весь город. Всем распоряжался прибывший с вечерним поездом в день открытия преступления Гиршфельд.