В западне

Харри Джейн

И впрямь, на аккуратно подстриженных газонах росло всего несколько деревьев. Заросли ее детства исчезли навсегда.

– Эти негодяи из «Деревенского уюта» подъезжали к дедушке с просьбой продать дом! – в отчаянии воскликнула Шери. – Но он дал им от ворот поворот, сказав, что дом останется частным владением. Так вот почему Теннанты купили его, не торгуясь! Они уже тогда замыслили перепродать…

Она замотала головой, в глазах ее стояли слезы.

– Я не скажу дедушке. Ни за что на свете! Он этого не переживет.

Парис обнял ее за плечи, желая

увести отсюда.

– Может, все не так уж плохо. По крайней мере, ваш дом служит людям. Послушайте, Шери, давайте поедем на реку, посмотрим на природу. Вы успокоитесь…

Она перебила, сбрасывая ласковую руку с плеча.

– Бесполезно. Я не успокоюсь. С домом случилось самое худшее… Нет, хуже было бы, если бы его купил Малком Лесли и разрушил до основания.

Шери ожидала, что Парис сейчас спросит, кто такой этот Лесли, но он промолчал, снова обнимая ее за плечи.

– Дом все равно остался очень красивым. Такой простой и в то же время изящный.

– Моя комната была вон там, на третьем этаже, – указала Шери. – А теперь здесь живут чужие люди. Я сама выбрала ту комнату, потому что у нее окно выходит на реку и лес. И в полнолуние мне в окошко всегда заглядывала луна. Я открывала занавески и танцевала без музыки. Мне казалось, я парю в лунном свете.

Шери замолчала, чувствуя, что сейчас расплачется.

– И вы не боялись темноты?

– Никогда. Я всегда чувствовала, что меня любят, а значит, я в безопасности.

Потом все изменилось, горько подумала Шери. Кошмары начали сниться после разрыва с Уиллом…

– Что случилось?

Шери вздрогнула, встретившись с Парисом взглядом.

– Н-ничего…

– У вас лицо изменилось, – объяснил он. – Было просто грустным, а потом появилось еще что-то… вроде ненависти. Или отчаяния.

– Наверно, это от потрясения, – сказала Шери после короткой паузы.

– Вы теперь не чувствуете себя в безопасности? – осторожно спросил Парис.

– Я стараюсь жить сегодняшним днем и надеяться на лучшее, – тихо ответила девушка и зашагала в сторону паба.

Плечи ее задрожали. И хотя Парис не видел ее лица, он догадался, что она плачет.

Он быстро догнал девушку и повернул лицом к себе. Губы ее дрожали, слезы уже проложили мокрые дорожки по щекам.

– Шери…

– Спасибо, что привезли меня сюда, – как вежливый ребенок, произнесла она дрожащим голоском. – А теперь, пожалуйста, отвезите обратно. Я очень хочу домой.

Тут она всхлипнула и уткнулась ему в плечо.

Слезы хлынули ручьем.

Парис почувствовал себя взрослым, который должен утешить и защитить маленькую девочку. Почти неосознанно он прижал ее к себе, гладя по спине, по спутанным светлым волосам, приговаривая что-то ласковое.

Волосы ее пахли дождем. Плечи были узкими, как у подростка.

Дрожа всем телом, Шери ощутила, как теплые губы касаются ее макушки, уха, виднеющегося из-под волос, мокрой от слез щеку.

Она подняла лицо, крепко зажмурившись. Ресницы ее слиплись, тушь слегка размазалась. На шее билась голубая жилка.

Нежные пальцы мужчины

гладили ее по лицу, вытирая слезы, разглаживали светлые брови, касались горестно кривящихся губ. Шери открыла глаза и встретилась с ним взглядом.

Секунду они смотрели друг другу в глаза. Затем Парис наклонился, взяв ее лицо в ладони и начал целовать – в лоб, в глаза, ощущая на губах соленый привкус слез. Он словно впитывал в себя ее горе, забирая его, выпивая горячими губами.

Прерывисто вздохнув, Шери выгнулась в его сильных руках, стараясь прижаться плотнее. Приоткрытые губы ее трепетали. И только тогда Парис поцеловал ее по-настоящему, со всей страстью, которую больше не мог сдерживать.

Она оказалась готова ответить страстью на страсть. О, Шери давно уже жаждала этого упоения, полной самоотдачи и теперь раскрывалась, словно роза, под властными мужскими прикосновениями. Ей хотелось одного: чтобы поцелуй не кончался, чтобы длился вечно… Казалось, для этого дивного ощущения она и родилась на свет. Разум был уже не властен над нею.

Наконец Парис отстранился. Шери все еще трепетала, полуприкрыв затуманенные страстью глаза. Он прошептал ее имя так, словно это было прекраснейшее слово на свете, строка великолепного стихотворения. Парис еще мог контролировать себя, и прикосновения его были нежными, не могущими причинить боли, когда он ласково провел рукой по ее щеке, по шее, упиваясь прикосновениями к шелковистой коже.

На этот раз он поцеловал девушку медленно, дразняще, позволяя языку свободно исследовать ее рот, наслаждаясь его сладостью. Руки скользили по спине Шери, гладили вздрагивающие от наслаждения плечи. Наконец ладонь Париса стиснула сквозь одежду бугорок маленькой девичьей груди, и Шери замерла от удовольствия.

Он почувствовал, как напрягся и затвердел сосок Лаская его пальцами, Парис другой рукой сжал округлую ягодицу, прижимая Шери ближе, давая ощутить силу его эрекции.

Глаза Шери распахнулись, как от сильного потрясения. Светлый взгляд, исполненный страсти, был устремлен на Париса. Девушка теряла разум от жара мужского тела, от властной ласки. Еще немного – и она не сможет противиться обольстителю. Слуха коснулся стон, сдавленный, страстный, умоляющий… ее стон.

Почему-то этот негромкий звук развеял чары, и через секунду Шери вырвалась из объятий. Она стояла, тяжело дыша, с пылающими щеками, а в двух шагах от нее замер Парис.

– Я… не хотела, – чуть слышно пролепетала Шери, стараясь успокоить дыхание. Она попыталась запахнуть пальто и поняла, что пальцы ее не слушаются. – Это моя вина. Вы… Просто я не сдержала эмоций, и вы подумали…

– Нет! – резко перебил ее Парис. – Мы оба прекрасно понимали, что происходит. Имейте смелость это признать.

Последовала напряженная пауза, в течение которой Шери созерцала носки своих запыленных туфель. Потом она робко спросила:

– Вы сожалеете о происшедшем?

– Нет. Но постараюсь, чтобы это не повторилось, – усталым голосом ответил Парис. – А теперь нам стоит вернуться к машине. На нас смотрят.