Валдаевы
Шрифт:
Выгорел запас лучины, и легли они в разные постели на полу. Попытался было ночью Парамон перебраться ползком к Нениле. Но услыхала бабка Тася, гусыней прошипела с печки:
— Эй, сноха, кошечку домой впусти. Слышь, мяукает.
Расхохотался дед Наум.
А через неделю после отъезда Парамона пришла Ненила к Палаге, подружке своей, с вышивками. Взглянула Палага на Ненилин рисунок: тонкий холст обрамляли желтые березовые листья, словно прибитые к берегу голубой озерной волной, по которой плыла лебедь, распластав на воде раненое крыло, а в облаках парил вспугнутый друг лебедки…
Взглянула Палага на вышивку — сразу все поняла. Обнялись подруги и заплакали:
Поутру сказал дед Варлаам старшему сыну Тимофею:
— В контору барина Кара пойдешь, да не в усадьбу — в Зарецкое. Деньги отнесешь, за аренду земли отдашь. Задолжали мы.
— С рук на руки? — переспросил Тимофей, туговатый на ухо.
— С ног на ноги!.. В контору, говорю! Держи шесть червонцев золотом. Но ежели что с тобой приключится, знай: домой не вертайся — голову отпилю!
Тихий, с глазами, похожими на спелые мокрые бобы, Тимофей взял протянутые деньги, покачал головой, будто пробуя, цела ли, кашлянул в кулак и начал собираться.
Деньги он опустил в пустой кисет, повесил за шнурок на шею. Потянул кисет вниз, пробуя крепость шнурка, и остался доволен. Надел выходной кафтан, присел по обычаю, чтобы путь был удачным.
Марфа, жена его, помаргивая серыми близорукими глазами, — она качала сразу четыре колыбели, действуя руками, ровно заправский звонарь на колокольне, — напутствовала мужа:
— Иди с богом. Нынче сон видала хороший.
Тимофей нахлобучил старую шапку и тронулся в путь.
В избе, кроме детей, осталась лишь Марфа.
Будто холст, подбеленный и вымоченный в воде с золой, стелется дорога по скошенному лугу, и Тимофею Валдаеву кажется, что стога по правую руку тоже шагают вместе с ним к Зарецкому. Скучное солнце то положит на зеленую отаву свою рваную подстилку — тень от облака, то снова уберет ее, словно разыскивает место, где бы прилечь. А нити «бабьего лета» летят по ветру, мотаясь, точно махровые горевальные шарфы в руках у плачущих невест. И кажется Тимофею, будто сама дочь Ветра, которую насильно выдают замуж, причитает в зелено-желтом лесочке — прощается со свободной девичьей порой.
Вон впереди идут двое — тоже, наверное, в Зарецкое. Пригляделся Тимофей. Да ведь это Андрон Алякин и Наум Латкаев! И прибавил шагу, чтобы догнать, — путь неближний, а втроем идти веселее.
Тимофей Валдаев шел быстро, но вряд бы догнал Алякина и Латкаева, если б те не остановились на минутку возле придорожного ракитового куста.
— Куда путь держишь, Тимофей Варламыч? — улыбаясь во весь рот, спросил Андрон.
— Да в барскую контору, деньги несу, — доверчиво ответил Тимофей и, спохватившись, пощупал кисет на груди.
Жест этот заметил Наум Латкаев.
— И мы туда! — обрадованно сказал он.
Андрон и Наум пошли с обеих сторон Тимофея, который был на целую голову ниже. Как бы дурачась, Андрон обнял его за плечи и, поглаживая по груди, бормотал:
— Люблю, знаешь ли, тебя, Тимофей… Экий ты безответный…
А Наум тем временем достал из кармана складной ножичек, выпростал лезвие…
Словно хомутина, висела рука Андрона на шее Тимофея, поэтому он не чувствовал, как Латкаев ловко отрезал гайтан его кисета с деньгами, осторожно вытащил его и сунул вместе с ножичком в карман своего кафтана.
В барской конторе первыми уплатили деньги за аренду земли Андрон с Наумом, а уж потом подошел Тимофей. Полез за пазуху — нет кисета! — развязал кушак, пояс — ничего нет! — ощупал порты — и под ними пусто…
— Чего ты, Тимоша? — невинным голосом спросил Наум.
— Аль потерял чего? — сердобольно проговорил Андрон.
— У меня, мужики, беда: деньги пропали.
И опрометью бросился искать кисет на дороге. Дошел до мосточка через речушку, что под Масленой горой, присел на бережку.
Журчит вода по камням, похожим на творожные лепешки, словно выговаривает голосом батюшки: «Но ежели что с тобой приключится, знай: домой не вертайся — голову отпилю!»
Поднялся мужик, зашагал к лесочку и снова встретил своих давешних попутчикой.
— Далеко ли? Алово в другой стороне.
— На тот свет… Повешусь!
— Да ты никак с ума сошел! Соври отцу: так, мол, и так, денежки доставил в целости и сохранности.
— Так он скажет — давай фитанцию.
— На тебе мою. — Андрон протянул ему квитанцию. — Отдашь Варлааму, пусть отец бережет бумажку до поры до времени. А там, слышь, что-нибудь сам придумаешь.
— Спасибо тебе, дядя Андрон, — со слезой пробормотал Тимофей. — Спасибо, люди добрые, спасибо…
— Ну, господь с тобой, — напутствовал его Андрон, дойдя до развилки. — Тебе туда идти, а нам — в эту сторону.
И когда Тимофей побрел домой, Наум Латкаев подмигнул спутнику:
— Ну, Андрон, изрядно мы с тобой согрешили. Я ведь как… я ведь хотел в конторе деньги ему отдать… Да ведь кошелек-то тяжелый был. По три червонца на брата выходит!.. Пойти, что ль, помочь колокол везти?
— Можно. Добрым делом покроем грех.
На берегу Суры стоял шум и гам. Люди теснились возле дровней, на которых возвышался большой колокол. Берег был довольно крут, полозья дровней вязли в песке. Веревки, за которые держались люди, натягивались, точно струны.
— О-ой! Наддай!
Клонятся головы долу, кропится потом земля.
— О-ой, в-взяли, р-ра-аз!
Вскипает под ногами, точно вода в котле, сыпучий песок.
Порск! — лопнула толстенная веревка.
Сбились люди в кучу-малу. Поднялись — и снова тянут. Один устанет — на его место двое готовы, трое уйдут — девятеро сменят их; проголодаются — сядут, закусят, речной водицы попьют — и опять за дело. Сил не жалеют: ведь поп сказал: кто колокол без устали будет тащить, тому бог грехи простит. А кто безгрешен?