Вальс одиноких
Шрифт:
12
Летний сад просыпался от зимней спячки. Снег на дорожках уже растаял. На беременных почками ветвях старых деревьев уже чирикали прилетевшие скворцы, влажный воздух пьянил обещаниями новых надежд. Однако ноги гуляющих еще вязли в мокром месиве едва оттаявших песка и земли, потому и гулять в это время года здесь не полагалось. Ажурные чугунные ворота были заперты, на них висела табличка: «Сад закрыт на просушку». Но жители близлежащих домов нарушали запрет, проникая в сад через служебную калитку. Иветта и Глеб были среди редких нарушителей. Первая совместная весна входила в их жизнь, но характер ее предстояло понять позже.
Античные фигуры еще прятались под зимними ящиками, и только бронзовый памятник баснописцу Крылову был открыт взгляду. Знакомый с детства «дедушка» восседал на массивном постаменте, причудливо облепленном персонажами басен: мартышками, козлами, слонами и прочими тварями. Казалось, что ваятель Петровской эпохи, знаменитый Клодт, позаимствовал идеи у модного ныне Зураба Церетели – только отстал в масштабности. Иветта с Глебом обошли памятник, вспоминая вызубренные с детства басни. Все они разоблачали человеческую натуру. Это было смешно и грустно одновременно. Вдруг навстречу им выбежала маленькая собачонка: впалые бока, выдранный у задней ляжки клок шерсти, настороженный взгляд.
– А вот и Моська собственной персоной! – пошутил Глеб.
– Моська? Но та была злючка, а эта бедняжка дрожит от голода и холода.
Иветта вспомнила о корочке хлеба, прихваченной для птиц. Она вынула горбушку и протянула собачонке:
– Моська, Моська, на!
У собаки уже появилось имя – первый признак заботы о ней. Моська еще боялась поверить людям и стояла в отдалении, опасливо виляя хвостом, но вот голод пересилил, и она приблизилась к Иветте. Хлеб исчез в ее пасти почти мгновенно.
Иветта с Глебом продолжили прогулку, а Моська не отставала от них, бежала позади. Между тем разговор перешел на серьезные темы. Глеб рассказал о делах на работе. Владимир был доволен результатом поездки в Индию: Глеб сумел заключить выгодные договоры в ашраме от имени фирмы «Одинокие журавли», забронировал для паломников места в гостинице, не говоря уже о привезенных им сувенирах, годных для учебных пособий. Пошли в ход и дневники Иветты. А сейчас психологический клуб открыл набор в группу «Карма и ваши перевоплощения». Вначале курс лекций, в заключение – поездка в ашрам. От желающих не было отбоя. Глеб исправно получал свою долю от полученных фирмой доходов и искал новых клиентов, давая рекламу и обзванивая учебные заведения гуманитарного профиля. Гуманитарии быстрее склонялись к разного рода эзотерическим доктринам. Однако организаторская деятельность ему не по душе, пожаловался он Иветте. Глебу нужна была творческая работа.
– Ты всегда рвешься к новому. Что на этот раз? – Иветта с легкой улыбкой посмотрела на любимого.
– Я уже говорил тебе, что хочу заняться компьютерной графикой. Художник должен хорошо рисовать на компьютере, чувствовать пространственную геометрию и знать, на какие нажимать кнопки. И не зря же я когда-то поступал на физический факультет! Меня влечет к технике и точным наукам. Поэтому я уже записался на курсы.
Иветта одобрила решение Глеба, как одобряла его во всем. Сама она после поездки в Индию совершенно отстранилась от реальной жизни. Покупала в магазине восточных товаров какие-то пирамидки, свечи, благовония и украшала их с Глебом спальню. Поиски работы она прекратила, полагаясь на авось. Поездка в ашрам завершила переворот в ее душе, начало которому было положено на курсах психологии. Необоснованные страхи ушли окончательно, уступив место смирению – но не унынию! – перед судьбой. Иветта с благодарностью принимала все, что несла ей жизнь.
Глеба пассивность Иветты беспокоила мало. Он теперь имел неплохие деньги и считал, что женщина имеет право не работать, если у нее есть возможность. Он и сам был не очень прилежен, работал по настроению, урывками. Однако в личной жизни вдруг захотелось стабильности. До сих пор он не придавал значения связям с женщинами – с легкостью сходился и без печали расставался. Но теперь интуиция подсказывала, что он может потерять Иветту, если не скрепит отношения браком. А терять ее не хотелось! В Иветте были те постоянство и глубина, которых так не хватало ему самому. А еще искорка таланта, позволяющего ей понимать его сложную натуру, поиски и метания, не осуждая их.
Они подошли к боковой границе сада – низенькой решетке, ограждающей полноводную Фонтанку. Остановились, посмотрели на воду: она почти освободилась ото льда. Иветта вдруг высказала сожаление, что в саду теперь даже летом нет фонтанов. Фонтанов, давших название реке, которая в далеком прошлом поила их…
– Да, – согласился Глеб, – жаль. И не только фонтаны исчезли. Ты представляешь, каким был этот сад при Петре?
– Примерно.
– А я могу тебе точно сказать. Это же была царская резиденция, визитная карточка новой России. Сад тогда выходил к самой Неве, знаменитой ограды не было, проезжей части тоже. Зато при входе стояла красивейшая галерея. Во время петровских ассамблей там столы с яствами устанавливались. А знаешь, что было на этом месте, где мы сейчас стоим?
Иветта помотала головой.
– Первостатейный грот: стены отделали туфом, перламутром, разноцветными камнями. В нишах стояли бюсты и статуи, и все в оригинале. Нынче-то на аллеях сплошь копии, да и павильоны почти не сохранились.
– Все прекрасное в этом мире исчезает, – меланхолически заметила Иветта.
– В данном случае причина очевидна: наводнения дважды полностью разрушали сад.
Иветта оживилась:
– А помнишь? Джон говорил, что наводнение – символ бурных чувств и страсти. – И тут же, повернувшись к Глебу, игриво прошептала: – Моя река тоже выходит из берегов и грозит разрушить остатки моего садика.
Глеб снисходительно улыбнулся, наклонился к лицу Иветты, и их губы соприкоснулись. Играя языками, любовники долго не размыкали их.
Казалось бы, зачем целоваться в саду, если есть общая крыша над головой? Но поцелуи над рекой всегда имеют другой вкус, чем в душной квартире. Наконец они, задохнувшись, разъединились. И Глеб тут же использовал язык по другому назначению:
– Иветта, милая, давай скрепим наши отношения печатью ЗАГСа. Мы уже проверили друг друга. Наша любовь крепкая и настоящая. Что нам еще ждать?
– Ты меня удивляешь, Глебушка. Нам ведь и так хорошо вдвоем. И Сатья нас уже обвенчал по-восточному. Что еще надо? Не будем ничего портить.
Нет, Иветту не волновало, как она будет выглядеть рядом с Глебом лет через десять-пятнадцать. Она думала только о Глебе. И не хотела связывать его никакими обязательствами.
Глеб возразил, упрекая Иветту в недоверии, но она перевела разговор на дочь. Аня обжилась в Финляндии неплохо. Устроилась работать в Интернет-кафе компьютерным администратором: главными в этом деле считались языки программирования, а в них Анна была асом. Совмещать работу с учебой оказалось нетрудно: каждый студент занимался здесь по индивидуальному плану. Иветта лукаво сообщила, что Аня получает только тройки. Не успел Глеб удивленно приподнять брови, как она пояснила, что в Финляндии бытует трехбалльная система. «Тройка» – это отлично. «Единица» – удовлетворительно. И жила дочь в хороших условиях. Общежитие представляло "собой трехкомнатную квартиру, причем каждый студент имел отдельную комнату. Общими были кухня и гостиная с мягкой мебелью. Еще Аня посещала бассейн и тренажерный зал. Одним словом, все у нее было замечательно. Одно расстроило Иветту: дочь написала, что не приедет домой на летние каникулы. Она собиралась поработать в студенческом лагере, подкопить денег, а затем посмотреть Скандинавские страны, махнуть на пароме «Силья Лайн» в Швецию и дальше.