Валтасар (Падение Вавилона)
Шрифт:
Царь приосанился, глядя на Валтасара, добавил.
– Когда будешь охотиться, меня позови. Ты понял?
– Да, царь.
Сказать по правде, все они - и Амель-Мардук, и Валтасар, и Нериглиссар, и сын его Лабаши, в сущности, были детьми. Испорченными, порой наивными, порой жестокими, случалось, великодушными, но по большей части мелочными и злобными, позабывшими о Единосущном. Как мне кажется, только Набонид в этой компании правителей мог считаться повзрослевшим мужчиной, то есть размышляющим о главном, но и тот, в конце концов, погряз в суеверии, забыл о долге, поддался детским страстям и особенно ненасытному греху властолюбия.
Более всех я жалел о Валтасаре. Мальчик был неплохой, податливый. Из него мог вырасти надежный правитель, опора и щит Вавилона, однако случилось иначе, ибо сказал мудрый правитель Урсалимму Соломон - всему свое время.
Время рождать храбрых, и время растить негодных. Время полниться здоровьем и время заражаться дурными болезнями. Время добиваться славы и время копошиться в пыли. Время добывать хлеб свой силой мышцы своей и разума своего и время искать пропитание подаянием и угождением сильным.
Мальчику потакали, допускали до него не мудрых и достойных, а пришлых сирийцев, которые научили его по-своему служить Иштар. Убедили царевича, что его воля - закон. Напугали его - остерегайся могучих и никогда не противься воле того, кто сильнее.
Не учили его - умей терпеть, но говорили - во всем виноваты другие, пусть они терпят. Умей согнуть спину и дождаться своего часа.
Боже правый, Мардук светозарный, разве так сгибал спину Рахим? Разве он подличал и клянчил, разве пакостил и доносил? Разве шел на смерть по принуждению, а не по выбору?
Вскоре после смерти и несуразно пышных похорон Амель-Мардука, меня отставили от воспитания царевича. В последний раз мне довелось увидеть Валтасара перед отправкой в Лидию, куда Нериглиссар по совету моего покровителя Набонида решил направить меня с тайным поручением. Это случилось через сутки после того, как Валтасар приказал облить раба сырой наптой и поджечь. Интересно стало, велик ли будет факел. Напта, как рассказывали очевидцы, разгоралась худо, сильно чадила, так что молодой раб скорее задохнулся, чем погиб от ожогов.
* * *
С тягостным чувством покидал Нур-Син родной Вавилон, с разочарованием и ожиданием беды. О том ли мечталось после гибели Амель-Мардука, после тожественных шествий, после объявления о подготовке похода, который должен был состояться сразу после празднования Нового года и уборки урожая. Объявить-то объявил, а на север отправился спустя два года после утверждения его правителем страны, ибо все - суета. Слова правителя тоже.
До начала празднования Нового года и коронации Нериглиссар только и делал, что проводил смотры войску. Повсеместно твердил о том, что вернулось прежнее, славное время, когда о государстве заботились Набополасар и Навуходоносор. Приказал выбить табличку к коронации: "В мое правление да будут вознесены боги небес и земли. Старики пусть танцуют, юноши поют, женщины и девицы радостно выполняют женское дело и наслаждаются объятиями. Пусть голодные насытятся, жаждущие напьются, нагие оденутся". Но издать указы, подтверждающие права на землю тех, кто находился в армии, а также запрет на продажу этих участков за недоимки, так и не успел. Отремонтировать стену Имгур-Эллиль возле ворота Солнца-Шамаша не успел. Достроить второй мост через Евфрат не успел. Отобрать имения у придворных, сохранивших верность прежнему царю, перехватить собственность, которая досталась ему после смерти Амель-Мардука, выдать замуж свою дочь за сына эконома храма Эзиды в Борсиппе дней хватило, а вот для того, чтобы ограничить своеволие ростовщиков и наказать тех, кто гнал из дому жен и вдов воинов, руки не дошли.
Сразу после переворота Набонид напомнил Нериглиссару о его обещании отпустить его в отставку и разрешить оформить брак с Нитокрис в храме божественного Сина. Молоденький Лабаши позволил себе поскандалить с отцом по этому поводу. Юнец вообще требовал сослать Набонида или держать его под охраной вдали от города, но эта мера показалась дикостью даже недолюбливавшему царского голову Нериглиссару, тем более что единственный человек, способный занять место Набонида, иври Балату-шариуцур, решительно отказался от этой должности. Он отвечал за сбор налогов и царскую почту. Вот эти обязанности, объяснил он новому правителю, ему по плечу, а тянуть на себе полный воз внутренней и внешней политики, убеждать Египет и Лидию, что Нериглиссар будет в точности соблюдать заключенные ранее соглашения, и налаживание отношений с Мидией никак не скажется на обязательствах Вавилона перед своими союзниками, - ему не под силу.
Нериглиссар настойчиво искал возможность организовать короткий и обильный добычей поход, но выступать агрессором и тем самым обрушить систему взаимной безопасности, выстроенную совместными усилиями Навуходоносор, Астиага и Креза, ему очень не хотелось. К тому же было ясно, что успешная военная операция, если даже и позволит снять напряжение в стране, справиться с трудностями, во весь рост вставшими перед государством, с её помощью не удастся.
Противостояние с Мидией приближалось день ото дня. Астиаг старел, и после его смерти молодая хищная поросль мидийских князей непременно ринется в поход. Перво-наперво они, конечно, будут искать удачливого, энергичного предводителя, но эти поиски надолго не затянутся. Перед вавилонским царем стояла задача, насколько возможно оттянуть войну, выбрать удачный момент для начала боевых действий, поэтому просчет с выбором азимута, в котором должна быть проведена кратковременная военная операция, был чреват резким обострением ситуации. Нериглиссар скоро обнаружил, что помимо своей воли угодил в капкан - радость Астиага, получившего сообщение о том, что "лабасу больше нет", и к власти пришел верный последователь Навуходоносора, поздравления мидийского царя, его уверения в нерушимой дружбе, крепко связала руки новому правителю.
Нур-Син улыбнулся, спросил себя - что можно сказать о начале царствования зятя Навуходоносора?
Неглупый, однако не обладающий достаточным опытом верховного руководства страной, Нериглиссар оказался в положении жителей Сиппара, куда обрадованный сменой власти Астиаг приказал вернуть статую богини Анунит*, в древние дни увезенную врагами из этого города. Вспомнился ужас и смятение, охватившее верхи Сиппара, когда в их город была доставлена статуя богини. Выходило, что все эти долгие годы сиппарцы поклонялись ложному изображению? Если нет, налицо недопустимое кощунство - великих богинь было две! Пришлось принимать специальное решение по этому поводу. Примерно в такое же двусмысленное положение попал и Нериглиссар. В искренности Астиага он не сомневался, однако помимо царя в Мидии были очень сильны знатные. Они слишком долго сидели без добычи. Они жаждали войны, и любая промашка со стороны Нериглиссара будет использована ими и против Вавилона, и против собственного царя.
В конце концов, Нериглиссар был вынужден вызвать Набонида, открыто поселившего Нитокрис в собственном доме в квартале Бит-шар-Бабили. Событие для Вавилона неслыханное! Набонид открыто бросил вызов общественному мнению, однако утверждать, что Набонид действовал исключительно под влиянием страсти, я бы не решился. Подобным поступком он утвердил себя в качестве сильного, способного поступать по собственному разумению человека. В долговременном споре за власть, который разгорелся между ним и Нериглиссаром, Набонид одним ходом обыграл нового правителя, потому что в Вавилоне мог проживать только один человек, имеющий право поступать по собственному усмотрению и бросать вызов городской общине. Им мог быть только царь Вавилона.
Но это так, к слову.
Свидетельствую, что в те дни Набонида и Нитокрис действительно посетила страсть, свойственная только молодоженам. Мед любви они пили беспрестанно, оторваться друг от друга не могли. Иштар пригоршнями одаривала их желанием, и все равно Набонид чутко прислушивался к тому, что творилось во дворце. Ушей у него в свите нового правителя хватало. Получив вызов, Набонид тут же вызвал меня, чтобы я был помощником ему в этом деле.
Прежний царский голова объяснил новому правителю.