Варламов
Шрифт:
«Если бы это был не «Через край», все провалилось бы. Но
для пьесы «Через край» это — спасение. Пустую и не очень
смешную пьесу Варламов сделал радостной и веселой... Это
была настоящая commedia dell’arte, которую в последний раз, мо¬
жет быть, только играли во времена Гоцци. И если в то время
играли так, как Варламов, то можно смело сказать, что публика
театра Гоцци умела смеяться от всей души», — так пишет участ¬
ник
лях в Малаховке).
Б. А. Горин-Горяинов вспоминает итальянскую комедию ма¬
сок, а наш современный театровед учинил бы длинное рассуж¬
дение об «эффекте очуждения», утверждаемом театром Бер¬
тольта Брехта, о том, как актер «выходит из образа, играет
отношение к нему и снова входит в образ»... И был бы прав,
будь что-то преднамеренное, обдуманное, умышленное в таком
сценическом поведении Варламова. А то ведь дело-то какое: на
варламовской свободе лицедейства никаких теорий не построишь,
не пускаясь в праздные домыслы.
Его по-детски безотчетное доверие к самому себе, к своему
творческому наитию было уместно 'и оправдано только в его
случае.
X
Весело жил на свете беспечный человек...
Любил вкусно поесть. И угощать страсть как любил. Семьи
не имел, но никогда не садился за стол один. Даже в самый
будний день обедало у него десять, а то и пятнадцать гостей.
Зазывал к себе всякого, с кем познакомится. И приходили.
И всякого встречал радушно, потчевал от всего сердца, до отвала,
наподобие того басенного Демьяна.
«В его доме,— пишет Ю. М. Юрьев в «Записках», — всегда
толпился народ и, надо сказать, самый разнокалиберный. Тут
можно было встретить и важного чиновника из министерства, и
видного генерала, и купца, и даже приказчика-гостинодворца,
священника и пр. Гостеприимство Варламова было «притчей во
языцех»; он приглашал к себе без разбора. Кроме того, к нему
можно было прийти просто, как говорится, на огонек, без всякого
приглашения... Константин Александрович часто и сам не знал,
кто у него в гостях».
Случалось, у себя же за обеденным столом спрашивает со¬
седа тихим шепотом:
— Не знаешь, кто вон тот господин в черной паре?
— Ну, что вы, Константин Александрович, — ухмыляясь го¬
ворит тот, — это князь...
И называет замысловатую двойную фамилию.
А Варламов сразу к гостю:
— Ешь, князенька, попробуй расстегаев.
Со всеми был на «ты».
—
— Пирога, князенька, пирога с черной смородиной.
Гость не выдерживает:
— Да что вы, Константин Александрович, все «князенька»
да «князенька»?!
— А как же?
— Так ведь актер я. Греков — моя фамилия, неужто запа¬
мятовали? В Одессе были у нас на гастролях, там и познакоми¬
лись, пригласили: «Будешь, мол, Греков, в Петербурге, милости
просим, заходи!»
— А-а-а, так, стало быть, Греков? Ну и спасибо тебе, Гре¬
ков, что не забыл. Ешь, голубчик, вон пирога попробуй со смо¬
родинкой! Хересу, Греков, хересу налей себе...
Другой раз кто-то из друзей спрашивает у самого:
*— Кто это у тебя в гостях, Костенька?
А он и не знает ни имени, ни фамилии.
— Хороший человек, — только и может сказать. — По лицу
видно, хороший человек. И ест с аппетитом...
Кто-то, вставая из-за стола после обильного ужина, сказал:
— Спасибо, Константин Александрович, это был прямо Лу¬
куллов пир!
— Лукулев? Это кто же такой, Лукулев? Купец? И повар
у него хорош? Нельзя ли сманить его? Удружи, голубчик,
смани...
А был и такой случай.
Подали к столу макароны. Варламов сразу засиял.
«— ...Мне книгу давали господина Дюма. В ней сказано, что
какой-то царь, чтобы уверить восставший народ, будто он на его
стороне, потребовал макароны и ел их при народе прямо ру¬
ками без ножа и вилки. Говорят, что в Италии макароны только
так и едят. Вертят по тарелке этаким вертуном, чтобы соус нс
успел сойти, и в рот!
— А какой же это царь?
— Не знаю, милый. Итальянский какой-то.
— А роман как называется?
— Не помню уж, дорогой. Был простужен, не велели выхо¬
дить и говорят: «Что ты все вяжешь да вышиваешь, ты бы кни¬
жечку почитал», —и дали книжечку. А как она называется,
право, не помню.
— Дядя Костя верен себе. И царя забыл, и книжечку забыл,
а что ели и как ели — помнит хорошо.
— Так ведь интересно. Все хотел сам так покушать, да слу¬
чая не было.
— А не попробовать ли сейчас, а?
Решили попробовать... Мы с завистью глядели, как Варла¬
мов запрокидывал голову, открывал свой большой рот и отправ¬
лял туда громадный пучок змеевидных макарон. Затем опускал
голову и втягивал в себя непослушные, разбегающиеся мака¬