Варламов
Шрифт:
Зинаиде Савишне (...«нате, мол, подавитесь!»)! И как просил,
чтобы Иванов, не дай бог, не проговорился, откуда деньги...
«Это было одно из цельных, прекрасных созданий Варла¬
мова, — пишет Евтихий Карпов. — И его внешность — опустив¬
шегося в уездной тине, ожиревшего интеллигента-помещика, ле¬
жащего под башмаком жены, и его лениво-добродушный голос, и
сочный рассказ о прелестях закуски... А сцена, когда Лебедев
предлагает
зах вспоминая их общую alma mater? Все это было неподражаемо
и интеллигентно-тонко изображено Варламовым»...
Е. П. Карпов вспоминает, что он с восхищением говорил
М. Г. Савиной о тонкой, интеллигентной игре Варламова в «Ива¬
нове».
— Какая там интеллигентность у Кости, — ответила Сави¬
на. — Вся его заграница — Третье Парголово, а литература —
«Петербургская газета». Вот и вся его интеллигентность! А что
он хорошо играет Лебедева, так это у него от бога...
Теперь уместно бы еще раз вспомнить строчки из письма
Чехова о том, что «Варламов был хорош», о том, какие он,
автор, должен был сделать «вставки и поправки»...
Разумеется, эти вставки и поправки делал Варламов в роли
Лебедева. Но очень осторожно, бережно и точно. И только
в двух местах, где Лебедев говорит о еде. Тут Варламов позво¬
лял Лебедеву оживиться, развеселиться, плотоядно смачно жи¬
вописать закуску под водку. Да своими словами, подробнее, чем
по тексту роли, в гастрономическом восторге, дразнительно.
Словно накойец-то дорвался Варламов до своей нешуточной
мечты: сыграть поваренную книгу!
И как вел себя Варламов во время последнего монолога
Иванова:
— Слушай, бедняга...
Варламов садился, готовый внимательно выслушать, чтобы
тут же возразить. Ведь Лебедеву все так ясно, так просто: «по¬
толок белый, сапоги черные, сахар сладкий»... Но Иванов сказал
такое, что Лебедев понял не только его, Иванова, но и себя са¬
мого.
— Перед тобой стоит человек в тридцать пять лет уже утом¬
ленный, разочарованный, раздавленный своими ничтожными под¬
вигами: он сгорает со стыда, издевается над своими слабостями...
Варламов слушал молча, неподвижно, словно окаменев.
И только из глаз лились слезы, текли по толстым щекам, падали
на отвороты сюртука. Самоунижение Иванова звучит для него
как надгробное слово по Лебедеву. Да, жизнь прожита даром,
впустую... От всего он отступил и ничего не добился.
В «Чайке» Варламову была поручена — по воле автора —
роль управляющего
Репетиции шли туго, со скрипом. Только недавно принятая
в Александрийскую труппу Вера Федоровна Комиссаржевская
одна сразу нашла свою Нину Заречную — образ человека откры¬
той, мятежной, но легко ранимой души.
Вот как рассказывает о поре подготовки «Чайки» режиссер
спектакля Евтихий Карпов:
«Чехова коробил всякий фальшивый звук актера, затрепан¬
ная казенная интонация. Несмотря на свою стыдливую деликат¬
ность, он нередко останавливал среди сцены актеров и объяснял
им,значение той или иной фразы, толковал характеры, как ему
они представляются, и все твердил:
— Главное, голубчики, не надо театральности... Просто все
надо. Совсем просто. Они же простые, заурядные люди...
Чехов все время чувствовал, что пьеса идет без подъема, без
настроения».
Да и сам Антон Павлович писал сестре (12 октября 1896 г.):
«Пока «Чайка» идет неинтересно... Вообще настроение не¬
важное»,
И Суворин отметил в своем дневнике, что Чехов «беспоко¬
ился о пьесе и хотел, чтобы она не шла».
Должно быть именно в эти дни видел Варламов, каков бы¬
вает Чехов «не в духе. Лицо его становилось каким-то бледно-
, серым, лоб морщился. Часто и очень часто Антон Павлович
как-то задумывался...»
Вряд ли так уж и верно, что Александрийская труппа отно¬
силась к «Чайке» недоброжелательно или без доверия, хотя
толки этого рода потом имели широкое хождение.
«Генеральная репетиция прошла благополучно, Комиссар¬
жевская всем понравилась, а Чехов был от нее в восторге.
Вообще репетиция прошла с подъемом — нравилась и пьеса,
и ее исполнители, все предсказывали большой успех.
— Ну, это — как сказать, — говорил Чехов, когда ему пред¬
сказывали успех.
— Вам не первый раз иметь успех на сцене, вспомните
«Иванова»! — возражали актеры.
— Да вы хоть какую пьесу вывезете! Один Давыдов в роли
Иванова чего стоит... Лучшего Иванова я себе и не представ¬
ляю! А Варламова в роли Лебедева забыть не могу!
Словом, все рассчитывали на успех предстоящей премьеры».
Это — из «Записок» Ю. М. Юрьева. Свидетельство — отменно
достойное полного доверия. Нет сомнения, что в ходе репетиций
в конце концов было найдено какое-то верное решение, общий
язык актеров с чеховской пьесой. Одолела же Александрийская