Варламов
Шрифт:
ряли. Аня и Петя Трофимов полны веры, что «начинается новая
жизнь, лучшая»... Лопахин еле скрывает свое счастье и торже¬
ство: вишневый сад достался ему!
В спектакле Александрийского театра роль Раневской играла
Вера Аркадьевна Мичурина-Самойлова. Она рассказывает о Вар¬
ламове в этой сцене:
«...Несколько несвязных слов и, наконец, прощается.
Здесь Варламов делал большую паузу, целовал мне руку, за¬
тем отходил к окну
реплику:
— Дашенька вам кланялась...
В его голосе дрожали слезы, он вынимал из заднего кармана
большой платок и, оставаясь спиной к зрителям, вытирал глаза.
Нельзя передать того потрясающего впечатления, которое он
производил на всех в этом месте. Весь зал замирал.
Для меня фраза Варламова — «Кланялась вам Дашенька» —
была ключом ко всему четвертому акту. И если я играла его
хорошо, то потому, что импульс исходил от Варламова.
На одной из репетиций он произнес эту фразу не так, как
всегда.
— Костенька, неужели вы меняете это место? — с волнением
спросила я. — Ведь я живу вашей интонацией.
— Буду, буду, сегодня только себя поберег.
— Мне нужны ваши слезы, — добавила я.
Он грустно улыбнулся:
— Вам они нужны, а вот другие не верят слезам Варламова»...
После неудачи первого представления «Чайки» Антон Павло¬
вич Чехов обходил Александринку. Новой постановки «Чайки»
он не видел. Не видел Варламова в роли Сорина.
А «Вишневый сад» был поставлен уже после смерти автора.
XII
В последний день XIX века, 31 декабря 1899 года, Констан¬
тин Александрович Варламов задал великий пир в своем доме.
Стол ломился от обильной снеди, французских вин, шусговского
коньяка и смирновской «белоголовой» водки. Гостей было —
тьма. Встречали Новый год, Новый век!
Ровно в двенадцать часов ночи поднялся хлебосольный хо¬
зяин с места во главе стола и предложил тост за Новый год, за
Новый век. И торжественно чокнулся с календарем, что висел на
стене. А на первом листке календаря, с которого еще не сорвана
ни одна страничка, крупными красными буквами выведено
«1900». Красными... Никому тут и невдомек, что новый, XX век
так и пройдет в России под этим победительным цветом рево¬
люционных бурь.
Начинался великий век свершений и преобразований, исто¬
рическая веха в жизни всего человечества.
Меньше других ведал об этом, меньше всех думал об этом
он, Варламов. Жил малым мирком своим, скудельной, нераско¬
ванной мыслью.
вых пробуждающихся сил русского общества. Не держался охра¬
нительных рубежей. Нет! Но, огороженный от буйных ветров вре¬
мени глухими стенами императорского театра, в узком кругу
будничных театральных дел и забот, никакого понятия не имел
о народной жизни, о событиях, которые назревают тут же, непо¬
далеку — на петербургских же рабочих окраинах. Так, в без¬
мятежном настрое обывательского жития пребывала большая
толща русской интеллигенции. И в этом смысле вряд ли оты¬
щется кто бездумнее знаменитого дяди Кости.
Потайно ходила по рукам подпольная революционная литера¬
тура. Да и в печатных рассказах, повестях, романах русских пи¬
сателей входили в силу образы новых людей, тех, что не хотели,
не могли мириться с несправедливым общественным укладом,
народным бесправием, царским строем, полицейской дубинкой.
Хоть реже, но появлялись они в драматургии, на сценах «част¬
ных» театров, которых развелось уже немало. Но чего не было
в Александринке, того Варламов и не знал. Где ему!
Вот и в новогоднюю ночь 1900 года только и пекся о том,
чтобы пир удался на славу...
С наступлением нового века мало что изменилось на верной
своему застою Александрийской сцене. Разве только Виктора
Александровича Крылова сменил драматург того же безкрылого
ремесленного цеха Виктор Александрович Рыжков.
Пьесы Островского шли все реже и реже; Чехова — удержи¬
вались недолго (это — о «Чайке», «Вишневом саде», «Трех
сестрах», а «Дядя Ваня» так и не нашел себе места в репертуаре
казенного театра); Горького вообще не было дозволено
ставить.
После великолепного успеха «На дне» в Московском Художе¬
ственном театре (в 1902 г.) В. Н. Давыдов начал хлопоты для
постановки этой пьесы в Александринке. Не дождавшись раз¬
решения, принялись за репетиции. Вел их ученик К. С. Стани¬
славского, талантливый актер и режиссер Александр Акимович
Санин. Спектакль обещал быть очень интересным и совершенно
необычайным для театра.
Роли распределены были так: Далматов — Барон, Дальский —
Сатин, Давыдов — Лука, Санин — Бубнов, Варламов — Медве¬
дев... Но в дни, когда уже нужно было строить декорации и
шить костюмы, пришло решение:
«Пьеса строжайше запрещена для постановки на император¬