Варламов
Шрифт:
годняшней летучей радостью. Тем, что, как ни говори, — все
ладится у него, все идет слава богу. А что все? Затверженный
домашний уют, ежедневный привычный путь свой от дома, что
на Загородном проспекте у Пяти углов, — в Чернышев переулок
и через Чернышев мост на Фонтанке — в нарядную Театраль¬
ную улицу (ныне улица зодчего Росси), которая упирается
в Александринку.
Являлся в театр за два часа до спектакля, чтобы переодеться,
загримироваться
поторапливать. Сам ждал готовый, уже сидя в кулисах.
XI
Кажется, уж куда полнее быть нашей «Чеховиане»?
Собрано все, написанное Чеховым, все, написанное о нем.
Изданы-переизданы все воспоминания об Антоне Павловиче,
о котором писал каждый, кто встречался, знался с ним. Такой
уж был человек пленительной простоты и душевного богатства.
И все-таки есть один пробел в воспоминаниях о Чехове: две-
три странички, продиктованные Константином Александровичем
Варламовым некоему газетчику. Затерялись они в подшивке
давно забытых газетных листов («Петербургская газета», 17ян¬
варя 1910 г.), не вошли в литературный обиход.
А ведь они очень интересны. В них увиден Чехов глазами
человека незаурядной наблюдательности. Да хорошо виден и сам
Варламов. И какой-то особый настрой взаимных отношений
Чехова и Варламова. Надо бы пополнить литературу о Чехове
и этими воспоминаниями. Сдается, что станет она богаче не
просто на две-три странички, а побольше.
«Мое первое знакомство с Чеховым, тогда еще молодым че¬
ловеком, было довольно оригинально.
У нас ставили «Чайку». Я пришел в театр и отправился
в свою уборную, которая была отделена от соседней только тон¬
кой перегородкой.
Вижу — стоят чьи-то галоши. Смотрю — буквы «А. Ч.». Ду¬
мал, думал, кому они могут принадлежать, так и не догадался.
Махнул рукой и пошел к себе. Стал снимать шубу и вдруг
остановился... За стеной буквально раздавались звуки виолон¬
чели.
Чарующие звуки так охватили меня, что я прямо онемел —
стоял с закрытыми глазами и упивался ими.
Звуки так и лились... Это говорил кто-то мне не известный,
ясно было одно: этот голос не принадлежит нашему артисту.
Только тут я вспомнил про буквы «А. Ч.» в галошах. Это — его
голос, неизвестного мне человека.
Я разделся и пошел в соседнюю со своей уборную. Посредине
ее стоял высокий, худощавый господин в пенсне. Он говорил
о чем-то самом обыкновенном.
Не выдержал я и быстро подошел к незнакомцу.
— Вы поете? — спросил я.
— Нет, не пробовал никогда, — отвечал он мне.
— Так учитесь, учитесь же. Ведь у вас чудный голос.
Обладатель этого голоса удивленно посмотрел на меня и
сказал:
— Позвольте представиться — Чехов.
Так я познакомился с автором «Чайки», «Иванова», «Виш¬
невого сада» и многих других вещей, в которых я играл и играю
до сих пор.
Чехов тогда еще мало был известен. Эго была его первая
связь с театром. Он только собирался блистать.
Для меня он был в то время лишь молодым талантливым
человеком. Я преклонялся перед нашими колоссами литературы,
с многими из которых встречался. Об этих встречах я рассказы¬
вал и Антону Павловичу. Он охотно меня слушал.
Вот встреча с теперешним Чеховым — была бы другое дело!
Теперь — это величина. И большая! Но его уже нет...
Чехов был удивительно мил и симпатичен. Но совершенно
другим становился он, когда бывал не в духе. Лицо его станови¬
лось каким-то бледно-серым, лоб морщился. Часто и очень часто
Антон Павлович как-то задумывался о чем-то своем.
Меня Чехов очень любил. Я всегда действовал на него как-то
ободряюще. Стоило мне только появиться в дверях, и Ан¬
тон Павлович начинал улыбаться, становился весел и сразу
оживал.
Он относился ко мне удивительно хорошо. Но ни он сам, ни
я не могли долго понять и объяснить характер этих отношений.
Выяснилось это как-то случайно.
Я был однажды болен и меня навестил отец Иоанн Крон¬
штадтский. Прощаясь, отец Иоанн положил мне на голову руку
и сказал:
— Ничего, ничего, большой ребенок, поправишься скоро и
будешь здоров.
Встретившись после своей болезни с Чеховым, я рассказал
ему о посещении отца Кронштадтского и о его словах.
Не успел я произнести «большой ребенок», как Чехов вос¬
кликнул:
— Вот-вот, теперь я понял, как к вам отношусь! Именно,
именно «большой ребенок»! Вот кто вы, Константин Александро¬
вич...
Последние годы его жизни я уже совсем не встречался
с Антоном Павловичем. Не приходилось как-то. Сохранились
у меня его письма и фотографическая карточка с теплой
надписью. Память...
Вот и все мои воспоминания об Антоне Павловиче».