Варяги и Русь
Шрифт:
Византийские политики всегда рассчитывали свои ходы.
Князья успели как раз вовремя. Терпение варягов истощилось, и они уже решили нагрянуть на Константинополь, чтобы «возвысить» своих князей. Их появление в становище встречено было громкими криками.
— Князья, князья! Слава Перуну! — слышалось со всех сторон.
— А мы уже вас выручать хотели идти!
— Разнесли бы мы это гнездо!
— Уж камня на камне не оставим!
— Говорят, вы крестились?
— Что же, на то ваша воля... Их Бог через вас и нам помогать станет. Уж покажем мы им с Его помощью
Аскольда и Дира обрадовали эти проявления преданности. Они поняли, что связь между ними и их дружинниками не порвалась.
Аскольд первый заговорил со своей дружиной.
— Товарищи и друзья! — громко начал он. — Действительно и я, и брат мой Дир теперь христиане; отчего бы и вам не познать это учение вместе с нами? В этом учении истина.
Аскольд сделал ошибку, заговорив с дружинниками теми же словами, какими его самого наставляли в вере.
— Нет, нет, — раздались в ответ на речь князя крики, — над собой у вас своя воля, а мы стоим за Перуна, за весёлого Леля. Они с нашими отцами были, пусть и с нами останутся, не хотим других, желаем быть по старине.
Аскольд понял, что он не так повёл речь.
— Я только предложил, а каждый волен поступать, как желает, — сказал князь, — но вот, что я приказываю вам теперь, собирайтесь, мы скоро, как только окончатся сборы, пойдём домой на Днепр, в наш родной Киев.
— В Киев, в Киев! Домой, домой! — раздалось вокруг князей.
— Пора, княже! — сказал один из старейших дружинников. — Пора! Заждались, чай, нас дома... Туда, поди, и вести уже о нашем горе дошли! Да это не беда, не люди нас победили ведь... Так нам и домой не стыдно вернуться... Только бы поскорее, княже!
— Верю тебе, старик! Заскучали все вы! — проговорил князь. — Собирайтесь в путь-дорогу.
— А вы князья?
— С вами же! Только вернёмся мы не надолго в этот город — не всё ещё дела закончены.
— Твоё дело. А что, нам туда нельзя? Там, говорят, и поживиться есть чем!
— И думать не смейте об этом! — закричал Аскольд. — Мало вам беды! Так ещё понадобилось? А если осмелитесь только, не считайте меня и князем своим, уйду от вас и Дир со мной! Идите домой одни, как хотите, князей своих бросив...
— Зачем же? Из послушания твоего не выйдем, что приказываешь — всё по-твоему будет! Иди с миром, возвращайся только скорее да веди нас домой...
Князья не долго были в Византии и поспешили вернуться обратно.
Византийские правители щедро одарили и наградили их всех.
Аскольд вёз с собою добычу, которая более всего была ему по сердцу, — молодую жену.
Прошло ещё несколько дней, и варяги оставили берега, где постигло их несчастье. Из ушедших с ними из Киева скандинавов не было почти никого теперь... Ни Руара, ни Ингвара, ни Ингелота, ни Стемида, ни Родерика... Никого из тех, кого Аскольд и Дир привыкли постоянно видеть около себя и на пирах, и в битвах.
Никто не веселил возвращавшихся песнею; не было и скальда Зигфрида.
Зато вместе с возвращавшимися варягами отправлялись на Днепр византийские священники... Аскольд обещал воздвигнуть на киевских высотах храм во имя Бога живого, в которого
Не было среди возвращавшихся и Изока...
Византийцы задержали его как заложника и на все просьбы князей отпустить Сына Всеслава отвечали отказом.
VI
Остатки флотилии только ещё подходили к устью Днепра, а на его берегах уже было известно, что князья возвращаются.
Плач стоял на Днепре. Не было селения, где бы не оплакивали ушедших и не возвратившихся.
Князей, впрочем, никто не обвинял. Всем было известно, при каких обстоятельствах потерпели они ужасное поражение.
О том, что князья переменили веру, никто на Днепре не говорил. Все считали это их личным делом.
Но плач не прекращался: слишком уж многие не вернулись домой.
Узнал обо всём и Всеслав. Узнал и стал думать глубокую думу: «Вихрем так и разметало... Христианский Бог, говорят, против них пошёл. Нет, что ни говори, а с Рюриком или с Олегом ничего подобного не случилось бы... А тут — князья!.. Пировать да к бабам ластиться — на это их станет, а воевать да врагов бить — нет их... Шутка ли — и дружина погибла, и струги потеряли, и сами с пустыми руками возвращаются! Где и когда и у кого это видано и слыхано? Дружину потерять — в ратном деле, мало ли что бывает! Сегодня счастье за одних, завтра за других — так то в честном бою, а тут без всякого боя... Подойти, стать и потерять всё... Тоже в фиордах родились, с викингами ходили, а бури заметить и остеречься не могли... Бури! Когда её в Скандинавии каждый мальчишка носом чуять должен! А потом вдруг свою веру бросили и в чужую ударились. Может, эта вера и хорошая, всех вер лучше, да и вернее всего, что так, коли их Бог Сам помогает: бури посылает, а всё же на отцовскую менять её не следует.
И как менять-то! Потихоньку, одному! Уж если князь признал, что чужая вера лучше своей, так и объявил бы он о том народу, собрал бы его, пошёл бы с ним, завоевал бы её, веру эту, да вместе с народом и принял бы, а так, тайно!»
Всеслав глубоко был возмущён поступком Аскольда.
Однако он с нетерпением ожидал возвращения князей, думая, что они привезут ему любимого сына.
И вот киевский народ высыпал на берег Днепра встречать возвращавшихся князей.
Вот наконец показались паруса стругов. Но как их мало! Столько уходило и столько вернулось!..
Всеслав ждёт князей, кипит его сердце, волнуется... На корме княжеского струга он видит Аскольда, с ним Дир, «жрецы» христианского Бога, и больше никого...
— Где же Изок, княже? — весь дрожа от волнения, спрашивает Всеслав.
Аскольд потупился, молчит...
— Он остался в Византии! — поспешил ответить за брата Дир.
— Почему?
— Заложником!
Нахмурился, потемнел Всеслав, но ни слова не сказал более.
И князья ничего не сказали.
В палатах князей, когда Аскольд рассказывал всё происшедшее, Всеслав тоже молчал, но когда тот кончил говорить, поднял голову и голосом, в котором слышались и мука, и негодование, спросил: