Василий Голицын. Игра судьбы
Шрифт:
Мотали. Тем временем к Спасским воротам Кремля было прибито подметное письмо. В нем объявлялось:
«Злоумышлением некиих людей из потешных полков решено близкою ночью напасть на царя Иоанна Алексеевича и его супругу царицу Прасковью, казнить их смертию, равно извести весь корень Милославских, дабы им более на Москве не быть, а допреже всех царевну Софию Алексеевну, яко противницу царя Петра… Православные, коли услышите набат, бегите спасать благоверного царя и царевен, а мы тож поспешим вам в помощь…»
Царевне Софье немедля принесли извет. Она велела призвать князя Василия и начальника Стрелецкого приказа
— Ну что делать-то будем? — вопросила она, стараясь придать своему лицу выражение озабоченности.
— Как что? Велю караулы усилить. Четыре сотни верных поставлю в Кремле с заряженными пищалями, да еще три сотни на Лубянке.
— Пустое, — отозвался князь Василий. — А впрочем, твое дело. Кабы только они, твои люди, не учинили каких-либо бесчинств. Только ты, Федор, не переусердствуй.
— Какое там! — отвечал с раздражением Шакловитый. — Мне эти потешные, как кость в горле.
— И мне, — сказала царевна. — От них опасность исходит. Особливо нам, Милославским.
— Опасаюсь я другого, — сказал, поджав губы, князь Василий. — Не повторилось бы кровавое побоище. Как почуют стрельцы, что они снова опорою служат, так и размахаются.
— Больно ты опаслив, — усмехнулся Федор. — Я при них стоять стану. А потом и мы свои меры примем…
— Какие это меры? — полюбопытствовал князь.
— А вот такие, — загадочно отвечал Шакловитый. И со значением глянул на Софью. Она наклонила голову.
Глава десятая
Набат!
Не верь чужим речам, верь своим очам!
Берегися бед, пока их нет.
Лев хоть и спит, а одним глазом бдит.
Море, что горе, — и берегов не видать.
Царь имеет прекрасное место для постройки кораблей в получасе от Архангельска… Все корабли, приходящие в город и выходящие из него, проходят через него. Тут находилось много кораблей на якорях, поджидавших другие корабли, возвращавшиеся на родину… На реке у оконечности берега можно видеть корабль совершенно готовый, но палуба которого еще не окончена. Селение в стороне называется Соломбаль.
Что до города Архангельска, то он лежит на северо-запад от Московии, на северо-восток от р. Двины, впадающей в Белое море, в шести часах от него. Город расположен вдоль берега реки на три или на четыре часа ходьбы, а в ширину не свыше четверти часа. Главное здание в нем есть палата или двор, построенный из тесаного камня и разделяющийся на три части. Иностранные купцы помещают свои товары, и сами имеют для помещения несколько комнат в первое отделении… Входя в эти палаты, проходишь большими воротами в четырехугольный двор, где по правую и левую стороны расположены магазины. Наверху длинная галерея, на которую ведут с обеих сторон лестницы… Несколькими ступенями восходишь на длинную галерею, где на левой руке помещается приказ или суд, а внизу его дверь, выходящая на улицу. Судебные приговоры исполняются в этой же палате…
Кремль, в котором живет правитель (воевода), содержит в себе лавки, в которых русские во время ярмарки выставляют свои товары. Кремль окружен бревенчатою стеною, простирающейся одной частью до самой реки. Что до зданий, все дома этого города построены
Чем-то тяжелым заколотили в дубовые ворота. Колотили долго: стража спала мертвым сном.
— О черт! — выругался сержант Чирков, с трудом разлепив глаза. Накануне они изрядно выпили, а потому сон был тяжел. Он приподнялся на своем ложе и прислушался. Грохот повторился.
— Побудят царя и царицу, лешаки! — пробурчал он, вставая, и стал тормошить остальных, спавших вповалку на ворохах сена. — Сенька, Васька, Митька, подымайтесь. Кого-то черт принес! — Подымались тяжело, с бранью. Тем временем сержант, привалясь к воротам, гудел:
— Чево надоть, лешаки? Государей разбудите!
— Буди, буди, благоверного! — глухо отозвались снаружи. — Беда грядет!
— Погодь. Сейчас отопру, — сон мигом слетел. Сержант запалил факел и распахнул тяжелые ворота. — Кто такие? Сказывай, что за беда?
— Пятисотый Стремянного государева полка Ларивон Елизарьев я. Со мною товарищи мои Мельнов и Ладогин. Федька Шакловитый задумал нынче ночью извести государя нашего и государыню царевну Наталью Кирилловну. Собрал душегубов своих в поход на Преображенское! Мы верхами гнали — упредить злодейство.
— Эге ж! Стой тут — побужу государя.
Сон Петра был чуток. При первом же стуке в дверь он вскочил и прислушался.
— Эй вы! Слышите? Стучат. — Денщики, спавшие у порога, поднялись. — А ну, откройте. Что там?
При неверном свете факела показался сержант Чирков, за ним — побуженный капитан Люден, голландец.
— Государь великий, вели бить в набат, — выговорил сержант.
— Что? Что такое?
— Вот, — и Чирков вытолкнул вперед Елизарьева. — Доложь!
Петр всмотрелся. Протер глаза и снова уставился на пятисотного:
— Елизарьев? Ларион? Ты? Что стряслось?
— Я, великий государь. Открыл я с товарищи злодейский умысел Федьки Шакловитого. Собрал он давеча людей верных, Цыклера и других, и почал подговаривать. Нынче, говорил, ночью поведу полк на Преображенское, на гадючье, сказывал, гнездо. Истребим Нарышкиных, медведицу с медвежонком, да провозгласим царицею радетельницу нашу, царевну Софью Алексеевну. И наступит для нас благодатное житье. Вот мы и подхватились — упредить.
Петр переменился в лице.
— Мельгунов, беги на конюшню, выводи моего гнедого. А ты, Чирков, ступай разбуди Гаврилу Головкина.
Как был, в исподнем, Петр выкатился во двор, успев крикнуть:
— Да побудите матушку, пущай мигом соберется со своими девицами, сестрицу Наташу прихватите! Заложите две кареты и гоните за мною. В Троицу! Подымите людей да готовьтесь к обороне! Елизарьев, Ларион, ты со своими возвращайся, подыми полк да веди его к Троице тож.
К нему подвели коня. Петр закинул длинную ногу, не попал в стремя и так с одною ногой, вздетой в стремя, а с другой болтавшейся вынесся за ворота. Напоследок крикнул: