Вдруг выпал снег. Год любви
Шрифт:
— Я тебе помогать буду. Я же в строительном техникуме учился… Я тебе писать буду. И деньги присылать.
— Я домой поеду. К отцу, к матери. В Веселый Кут.
— Ты мне адрес оставь.
— Вот. — Она торопливо вынула из кармана свернутый квадратиком листок бумаги. — Вот…
Колеса уже покатились.
Он ткнулся губами в ее губы. Тяжело вздохнул. Вскочил на подножку.
Марина махала рукой и плакала.
Он тоже понял, что ему придется достать носовой платок…
Круг
Окна домов звездами проступали то справа, то слева, выглядывая из-за елок как из-за туч. Приятно попахивало дымком, свежим, только что испеченным хлебом. Гарнизонная пекарня работала круглые сутки.
— Я хочу хлеба, — сказала Жанна. — Я никогда не видела, как пекут хлеб. Говорят, хлеб прямо из печи — просто объедение.
— Да, — сказал Матвеев. — Это правда. Я помню, когда служил солдатом, попал однажды в наряд на пекарню. И за усердие пекарь угостил меня свежим хлебом. Это было чудо.
— Сотвори его для меня!
Держась под руку, они медленно шли опустевшей улицей, и снега вокруг лежали безбрежные, словно океан. Они чувствовали себя словно на острове, таинственном необитаемом острове.
— Если ты хочешь, — сказал он, — я сотворю чудо.
— Это посильно? — спросила она.
— Безусловно.
— Тогда давай, — сказала она.
…Пекари в белых халатах и колпаках застыли, вытянув руки по швам. Почтительно и молча смотрели на полковника и его молодую спутницу. Жанна разломила горбушку. Откусила. Сказала, прожевывая:
— Хорошо работать волшебником!
…Потом снова была ночь. И был снег. И не было усталости. А только легкость в теле и в душе. В душе — больше. Дышалось легко, свободно. Очень хотелось жить…
— Спасибо, что ты приехала, — сказал он.
— Спасибо нужно сказать Лиле. Она у тебя человек.
— Человек… Но с ветром в голове.
— Это же прекрасно!
— Чисто женская логика.
— Неужели было бы лучше, обладай я мужской логикой?
— Так нельзя ставить вопрос.
— Важна не постановка. Важна суть. А суть очевидна. Мужчинам мужское. Женщинам женское.
Она говорила быстро, запальчиво, и Матвеев понимал, что спорить с ней, а тем более переубедить — задача непростая. Мягко и осторожно, с улыбкой он сказал:
— Ты права. Я за сферы влияния женской и мужской половины человечества… Но в том, что ветер в голове может украшать женщину, как разум — мужчину, позволь с тобой не согласиться…
— Прагматик… — сказала она. — На тебя наложила отпечаток
Он засмеялся:
— Никто не знает, что бы ему нравилось, будь он не тем, кем есть.
— А я знаю, — сказала она упрямо.
— Значит, ты исключение.
Она прижалась к нему. Спросила тихо и грустно:
— Плохой у меня характер?
Он покачал головой. Но Жанна не поверила:
— Мама всегда говорила, что характер у меня не сахар.
— Я не любитель сладкого. — Он взял ее за подбородок и поцеловал.
Потом она отстранилась. Пристально посмотрела на Матвеева. Без всякой связи с предыдущим разговором сообщила:
— У тебя интересный брат. Он прислал мне письмо.
— Игорь? — удивился Матвеев. — Вы с ним знакомы?
— Мы всю ночь проболтали. А утром я уговорила своего начальника доктора Вайнштейна отвезти Игоря в Сезонное.
— Да… Я совсем забыл, он просил машину до Каретного.
— Мы по поводу твоего ответа долго говорили.
— Представляю, — голос Матвеева все-таки изменился. Стал напряженнее. — Что же пишет братик?
Жанна пожала плечами и, стараясь, чтобы в голосе ее прозвучало равнодушие, ответила:
— Пишет, что был очень рад познакомиться со мной… Что я ему нравлюсь… И все такое.
— В каком плане «такое»? — спросил Матвеев несколько грубовато.
— В нормальном, — таким же тоном ответила Жанна.
Игорь — Лиле.
«Нахожусь под впечатлением встречи с вами в Каретном. Тебе крупно повезло, что ты подружилась с Жанной. Встретить хорошего человека — всегда удача, а стать его другом — счастье.
И все равно хочу дать совет. Каретное не то место, где тебе нужно жить. Жанна, думаю, тоже долго там не задержится. Приезжайте ко мне в Москву, как обещали, в гости. А там посмотрим…
У меня все нормально. Статью об учениях написал. Главный доволен. Значит, до следующей командировки можно жить спокойно.
Пиши!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
— Ты любишь меня?
— Тебе очень важно знать? — Жанна боком привалилась к подушке. Тонкий, как нитка, луч солнца, рассекал ее грудь наискось, через сосок. Жанна не замечала этого. Она смотрела в глаза Матвеева. И кроме усталости, не видела в них ничего.
— Да, — сказал он глухо. Чуть нахмурился, быть может, удивляясь, как она не понимает таких вещей. Подтвердил: — Важно.
— Не знаю… — Она накрыла ладонью его глаза.