Вдруг выпал снег. Год любви
Шрифт:
— Несчастные случаи бывают разные, — угрюмо заметил Матвеев.
— К какой бы категории ни относился несчастный случай с вашим прапорщиком, он не украшает вас как командира. Вам понятно?
— Понятно, товарищ генерал.
У генерала неживые, стеклянные глаза. На лице никаких эмоций. Правда, время от времени он вертит шеей. Слова произносит старательно, будто читает в микрофон:
— Вас считают опытным командиром полка. Это справедливо, учитывая вашу боевую биографию и деловые качества… Но вот я познакомился с результатами прошлогодней осенней проверки…
— Этой
— Прошу вас, полковник, не перебивайте… На протяжении ряда месяцев вы докладывали, что полк и штабы батальонов держат под действенным контролем ход учебы и социалистического соревнования. Однако первые же контрольные занятия выявили несостоятельность вашей информации. Большинство рот не подтвердило тех высоких оценок, которые ставили им ваши штабные офицеры.
Конечно, Матвеев мог напомнить генералу, что контрольные занятия проходили в исключительно неблагоприятных погодных условиях. В туман, ливневые дожди, ветры… Но это была бы только половина правды. Полковник Матвеев не имел права снять с себя вину: передоверил он контроль начальнику штаба полка. Штабные офицеры неоднократно присутствовали на занятиях в подразделениях. Но проверка в основном сводилась к просмотру планов-конспектов. Темы тактической подготовки отрабатывались на местности в упрощенной обстановке… Потом было партийное собрание полка, совещание офицеров. Все эти вопросы получили должную критическую оценку. Положение выправилось… И то, что генерал вспомнил об этом год спустя, когда полк вышел в передовые, неприятно резануло Матвеева, обидело.
— Не ошибается тот, кто ничего не делает, — напомнил Матвеев.
Генерал дернулся, сдвинул брови. Глаза его в гневе ожили:
— Я вызвал вас сюда не для того, чтобы выслушивать прописные истины. Дивизия борется за звание передового соединения. И наш и ваш контроль должен быть упредительным. Недостатки необходимо выявлять тогда, когда их еще можно успеть устранить, исправить…
…Полковник Матвеев вновь перевел взгляд на пепельницу. Лицо его было суровым и усталым, несмотря на то, что рабочий день только начинался. Хазов напрягся. Стало ясно, полковник не порадует его.
Рапорт, конечно же, отклонен командиром дивизии. И вполне возможно, Матвееву приказано сделать командиру батальона внушение, разъяснить, что перед ним стоят сейчас иные задачи. Задачи конкретного повышения боевой и политической подготовки вверенного ему подразделения.
Матвеев повторил:
— Я докладывал о вашем рапорте. Генерал желает говорить с вами лично.
Лиля запрокинула голову. В стеклянном небе озабоченно и громко трещал вертолет, терся тенью о чистое стрельбище, скользя с востока на север. Городок, конечно, из вертолета виделся темно-зеленым и белым, перетянутым грязноватыми ремнями дорожек. Он, наверное, качался, этот городок, легко, как падающий лист бумаги.
Лиля подумала: возможно, пилоты видят ее. Кто она? Восклицательный знак? Точка?
Была суббота, Лиля автобусом приехала из Каретного. Кто-то топал за ее спиной. Ритмично, громко, будто отрабатывал ходьбу на месте. Лиля обернулась. Увидела молодого солдата. Смуглого,
— Рад приветствовать, рядовой Истру.
— Вольно, — сказала Лиля. — Можете продолжать путь.
— Никак нет, — Истру галантно взмахнул рукой. — Впереди вас не смею.
— Хорошо, — согласилась Лиля. — Тогда по крайней мере возьмите сумку.
— Рад стараться… И считайте, что вам крупно повезло… Не для распространения, а так, между прочим… Я из киностудии.
— «Молдова-фильм»?
— Какая проницательность!
— Можете не продолжать. — Лиля повернула голову, оценивающе посмотрела на Истру. Усмехнулась. — Вас зовут Мишка. Вы служите у лейтенанта Березкина. Ваша девушка вышла замуж и прислала исповедальное письмо…
— Леди, — остановился Истру, — из какой вы разведки?
— Из полковой…
— Снимаю шапку! Великолепная подготовка. Суперкласс! Вам, наверное, известно, в каком году родилась моя бабушка и какие конфеты любит мой племянник Петря…
Истру говорил еще что-то, тут же забывая сказанное…
— Хватит, — наконец решительно прервала Лиля. — Помните, что Козьма Прутков сказал по такому случаю?
— Вспомнил, — огорченно кивнул Истру. — Если у тебя есть фонтан, заткни его.
Лиля снисходительно похвалила:
— Правильно… Однако я имела в виду другой афоризм — «Лучше скажи мало, но хорошо».
Взгляд у Мишки потускнел. «Суровая девица», — подумал он обиженно.
— Рядовой Истру! — У казармы стоял лейтенант Березкин. — Где вас дьявол носил целых тридцать пять минут?
— Товарищ лейтенант, — сказал Истру, возвращая Лиле сумку, — употребляя слово «дьявол», вы косвенным образом признаете существование нечистой силы.
Березкин растерянно заморгал, зачем-то стянул с правой руки перчатку. Неожиданно заметил:
— Великолепно сказано.
Лиля пришла домой. Отец и бабушка обедали.
— Исхудала, совсем исхудала, — горестно покачала головой Софья Романовна.
Отец спросил, отодвигая тарелку:
— Что у вас нового?
— Ничего, — ответила Лиля. — Игорь вам привет передавал. Звонил дважды. Мне кажется, он на разговорах с Луниной разорится.
Игнатов страдал. Раньше это чувство было ему неведомо. Он вырос в нормальной семье, где отец и мать уважали друг друга, все обладали спокойным характером и хорошим здоровьем. В школе он учился средне: без взлетов и падений. В футбол играл как все, плавал как все. Драчливостью не отличался, но постоять в случае нужды за себя мог.
«Самое главное в жизни — спокойствие», — говаривал частенько его отец.
Отец именно так и поступал на практике. Он работал мастером в телевизионном ателье. Приветливо встречал клиентов у самого порога. Даже тогда, когда они хмуро возвращали назад недавно отремонтированные телевизоры, он все равно улыбался, умудренно вздыхал и говорил:
— Техника на грани фантастики.
Мать Игнатова служила бухгалтером в горисполкоме. Женщина она была аккуратная. И не только в арифметике. Их дом и двор, оплетенные виноградом, всегда имели ухоженный праздничный вид.