Вечерний круг. Час ночи
Шрифт:
Все восхищённо переглянулись. Такого успеха никто не ждал. Такого вообще не бывало, чтобы удовлетворили всю заявку. А между тем новое оборудование гарантировало выполнение и даже перевыполнение плана, крупные премии, почёт и славу.
– Собирайся в Москву, Тарас Петрович, - обратился Михаил Прокофьевич к главному механику.
– После совещания останешься, обсудим детали.
– Слухаю, - хмурясь, буркнул в ответ усатый и толстый Тарас Петрович.
– Треба ехать, конечно.
Хмурился он не случайно. Ему вдруг показалось, что под внешним спокойствием и уверенностью директора скрывается
– Теперь дальше, - невозмутимо и твёрдо продолжал между тем Михаил Прокофьевич.
– Нами получено согласие министерства на изменение баланса поставок сырья. Ещё семнадцать процентов будем получать по прямым контрактам с заготпунктами нашей и соседних северных и восточных областей. Это сильно облегчит нам обеспечение сырьём. Это прежде всего тебя касается, Гвимар Оскарович, - обернулся он к Лесевицкому.
Большинство из присутствующих приняли эту новость спокойно, и только несколько человек вздрогнули от этой неожиданной радости и многозначительно переглянулись, ибо эта новость сулила им в будущем такие радужные перспективы, с которыми мало что могло сравниться.
Сообщение было неожиданным даже для Гвимара Оскаровича Лесевицкого, заместителя директора по снабжению, юркого седенького человечка с вытянутой мышиной мордочкой и воспалёнными веками. Впрочем, застать врасплох его было невозможно. Вот и в данном случае он этой новости не знал, но предвидел, точнее, учитывал возможность такого решения и исподволь готовился к нему.
– Новые пункты мною уже намечены, - поспешно доложил он.
– И предварительная договорённость там имеется по всем позициям. Решительно по всем, - с ударением повторил он.
– Ну даёт наш Гвимар!
– удовлетворённо усмехнулся Михаил Прокофьевич.
– Вот, товарищи, как надо работать. С прицелом на будущее, с учётом перспективы и линии развития. Нас на это постоянно ориентируют сверху. И я об этом не раз писал. Отмечаю важность.
– И он погрозил пальцем.
– Мы все учимся у Гвимара Оскаровича, - польстил кто-то из начальников цехов директорскому любимчику.
– Так. Моя информация закончена, - хлопнул ладонью по столу Михаил Прокофьевич.
– Займёмся текущими делами. Что там у нас в третьем цехе? Потом коротко по всем цехам пройдёмся. И по-деловому, товарищи, по-деловому. Нас производство ждёт.
Однако совещание продолжалось ещё не меньше часа, пока наконец дверь директорского кабинета не раскрылась и в приёмную стали выходить участники совещания, оживлённо переговариваясь, обсуждая новости, о чём-то условливаясь и доспоривая.
К тому времени в приёмной уже скопилось немало людей на приём к директору. Но первой туда зашла его секретарь Лёлечка, тоненькая длинноногая девица с намазанными глазами, в коротенькой юбочке и яркой, весьма открытой кофточке, очень конфузившей мужчин, ибо они начинали с трудом управлять своими взглядами при разговоре с Лёлечкой и сбиваться с мысли, и Лёлечку это ужасно забавляло. Ухаживаний она никогда не отвергала, а всякие подарки тем более, но шефу своему была предана неподкупно и пользовалась его немалым доверием, об
Вынырнув через минуту из кабинета, Лёлечка объявила ожидавшим приёма:
– Михаил Прокофьевич ещё занят.
Кроме Гвимара Оскаровича и Тараса Петровича, в кабинете задержались заместитель директора по сбыту Тихон Артемьевич Богословец, не только страстный футбольный болельщик, но и отменный хитрец и весельчак, неизменный тамада на всех дружеских застольях, и Анна Григорьевна Горева, яркая блондинка лет тридцати, высокая, статная, державшаяся со всеми необычайно высокомерно и покровительственно. Это объяснялось её особым положением при директоре. Об их отношениях на фабрике говорили почти в открытую, и Анны Григорьевны многие побаивались. Однако даже её недоброжелатели не могли отрицать, что своё дело Анна Григорьевна знала отменно, до тонкости, и в хозяйственной деятельности фабрики главный бухгалтер играл, как и положено, весьма важную роль.
Таким образом, Михаил Прокофьевич собрал у себя, как он любил выражаться, «мозговой центр» и одновременно самых близких и доверенных людей.
– Давайте по порядку, - сурово сказал он и повернулся к Богословцу: - Тихон, какой сигнал получил комитет народного контроля, от кого? Что там твой Егудеев говорит?
– Ерунда, - махнул рукой Богословец.
– Ещё одна жалоба на качество. Из Вольского торга.
– Ты руками-то не очень маши, - одёрнул его Михаил Прокофьевич.
– Как он её получил?
– От Денисова, - неохотно признался Богословец.
Это означало, что с жалобой ознакомился председатель комитета, давний недоброжелатель Михаила Прокофьевича.
– Вот видишь, - укоризненно произнёс тот, словно Богословец был виноват во всём.
– И это уже не первый случай. Ты узнал, кто с фабрики пишет?
– Пока нет. Егудеев…
– А! Да чего он стоит, твой Егудеев, - поморщился Михаил Прокофьевич.
– Сморчок он. Плюнуть и растереть. Надо понимать. Он не помощник, он в лучшем случае информатор, да и то, как видишь, хреновый.
Михаил Прокофьевич снял очки и устало потёр глаза, как бы давая понять, что вот он-то неусыпно стоит на страже интересов коллектива, он трудится прямо-таки адски, забывая о сне и отдыхе, а вот некоторые позволяют себе работать спустя рукава и допускают ляпы, как только он не уследит, чуть ослабит контроль.
– Ничего, Денисов не вечен, - успокаивающе сказал Богословец.
– Уберут, переведут. Уже такой разговор был.
– Мы тоже с тобой не вечны, между прочим, - вздохнул Михаил Прокофьевич.
– Нашёл чем утешать. Думать надо, а не утешать. Ты его на рыбалку приглашал?
– Не поехал. Сказал, жена больна. А её, - Богословец хихикнул, - в городе видели, в общей очереди.
– Ай-ай-ай!
– покачал головой Лесевицкий.
– Вы видите, что делается? Нет, этот Денисов - чрезвычайно опасный человек.
– О чём и разговор, - согласился Михаил Прокофьевич.
– Подумаешь, он Егудеева купил! Да его кто хочешь купит!
– Он тяжело повернулся к Богословцу: - Твоя главная задача - Денисов. Найди ключ. Изучи. Нет такого человека, заруби себе на носу, к которому нельзя было бы подобрать ключ. Нет и не будет. И тут ничего не жалко.