Вечерний круг. Час ночи
Шрифт:
– Ничего. Ни бумажки. И опознавать пока некому. Пьян был ведь. А о пьяницах родные начинают тревожиться, как правило, на вторые, а то и на третьи сутки.
– Какой характер ранений?
– Два удара ножом. Один смертельный.
– Значит, всё-таки драка была, думаешь?
– Скорей всего.
– Та-ак… - неопределённо произнёс Виталий и махнул рукой.
– Ладно. Пока пойдём дальше. Что там за драка ещё была?
– Обычная драка. Правда, у одного вроде нож был. Но в ход пустить не успел. Словом, пьянь подзаборная. И нож-то этот он выбросил.
– Допрашивал?
– Нет ещё. Вчера не разговор был, а сегодня только собрался, позвонили, ты приедешь. Решил подождать. Злее будут.
– Злость в нашем деле не помощник. А личность их установили?
– Да их обоих каждая собака знает.
– И кто такие?
– Один Гошка такой, кличка Горшок. На аттракционах тут в парке работает. На набережной. Там их четыре стоит. Видел?
– Вроде видел.
– Ну вот. А второй Володя-Дачник. Этот рабочий, в парке здесь. По уборке. Пьёт - не просыхает. Давно гнать его пора. Сам уже предлагает.
– Сам?
– Ну да. «Пойду, - говорит, - где меня ещё не знают. Подержат месяца три, пока пьянство моё им тоже поперёк не станет. Тогда дальше двину».
– А сказал хоть, из-за чего подрались?
– Да так, говорит, из желания. Вообще похоже.
– Ладно. Давай займись теми двумя. Местожительство уточни только, если выгонять будешь. Вдруг понадобятся. А мне этого голубчика давай. Витька, значит?
– Витька. Фамилия Коротков. Видимо, тоже с этих аттракционов на набережной.
– Там, я гляжу, передовой коллектив собрался. А где мы с этим Витькой обоснуемся?
– Тут оставайся, - решил Филипенко.
– А я себе место найду.
На том и порешили.
Филипенко ушёл, а Виталий перебрался на его место за столом и, посвистывая, стал разглядывать корешки книг на полочке возле сейфа.
А через минуту в кабинет завели Витьку.
Сегодня парень выглядел совсем другим. Видно было, что провёл он беспокойную ночь и кое-что обдумал. О вчерашнем его состоянии напоминали только тёмные круги под глазами, нервное подёргивание то века, то уголка рта и какой-то скачущий, неустойчивый взгляд. Но вся его тощая, чуть сутулая фигура была налита пружинящей силой, и под серой курткой угадывались литые мышцы. Лосев намётанным глазом сразу ухватил всё это и подумал, что парень видимо, много занимался спортом, и сравнительно недавно ещё.
– Эх, Витя!
– вздохнул Лосев, критически оглядывая парня.
– А ведь, мне кажется, ты классным спортсменом был. Не пойму только, каким ты видом занимался.
– Ты не угадаешь, а я забыл, - хмуро отрезал Виктор.
– И не сосёт, не тянет?
В тоне Лосева было сочувствие и интерес, искреннее сочувствие и живой, непритворный интерес, словно он расспрашивал о болезни, которой может вот-вот и сам заболеть.
– Представь себе, и не сосёт, и не тянет, - угрюмо усмехнулся парень.
– Вот насчёт опохмелиться - тянет, это да. Всё жду, когда ты меня отпустишь.
– Не жди, Вить, - вздохнул Виталий.
– Не отпущу я тебя.
– Это как так?!
– Парень даже подскочил на стуле.
– А вчера…
– Вчера сгоряча могли и отпустить, конечно, - согласился Лосев и, усмехнувшись, добавил: - Но ты этой ошибки совершить им не дал. Вёл себя, говорят, плохо.
– Ну а сейчас-то чего?
– А сейчас, Виктор, ошибки быть не может. Нападение с ножом на работника милиции. Слишком ты опасен, чтобы тебя отпускать.
– Не мой нож, - слабо возразил Витька.
– Твой. Два свидетеля есть. Девушка и ещё один гражданин. Он сам потом в милицию пришёл. Никто его не звал. Да ты его видел. Так что тебе ещё и на свидетелей повезло. Всё одно к одному.
– Не видел я никого.
– Видел. И он всё видел. А в заявлении написал, что испугался тебя, потому и пришёл. Это был, пишет, потенциальный убийца. Вот кем ты ему в тот момент показался.
Виктор, отвернувшись, молчал. Для него, очевидно, был полнейшей неожиданностью такой поворот в его деле. Но он поборол свою минутную слабость, он даже заставил себя презрительно усмехнуться, это, правда, стоило ему немалых усилий.
– Плевал я на вашего свидетеля, - хрипло сказал он.
– Плевать, Витя, не надо, - сочувственно покачал головой Лосев.
– Надо всё трезво взвесить и найти верную линию поведения, чтобы спасти всё, что ещё можно спасти.
– Зареветь и во всём признаться?
– иронически спросил Виктор.
Виталий махнул рукой.
– Зареветь у тебя всё равно не получится, а признаваться тебе уже не в чём. И так всё ясно. И ни на кого не свалишь. Никто тебя не толкал, не подпоил. Нет главаря, нет подстрекателя. Даже тот парень, в красной рубахе… как его зовут, ты сказал?
– Я тебе ещё ничего не сказал.
– Да нет, вчера.
– Забыл.
– Ну, неважно. Потому что и он тут ни при чём. В крайнем случае может пройти как второстепенный соучастник. Или свидетель. Но третий уже не требуется.
– Он что же, по-твоему, против меня свидетелем пойдёт?
– А какой вообще свидетель может быть? Что он может сказать? Что ты нечаянно ножом махнул? Или что человек ты вообще-то хороший, но вот в тот вечер только оступился? Эх, Витя, а ведь было время, когда ты, допустим, гонял мяч и ни о чём плохом и в самом деле не думал.
– Мяч гонял, - со вздохом согласился вдруг Виктор.
– Во второй лиге.
– Ого! А где стоял?
– В средней линии. Но и задачи в обороне ставили. Работал я с обеих ног, и, куда развернусь, никто угадать не мог.
– К такому всегда трудно пристроиться.
– Вот-вот. Тонкий розыгрыш я любил, - с тоской продолжал Витька, глядя мимо Виталия, куда-то за его спину.
– Длинный пас, неожиданный, только вперёд, на атаку. Для этого форварды знаешь какие нужны?
– Как Блохин, например.