Вечерний круг. Час ночи
Шрифт:
– А номера квартир совпадают?
– Квартир - нет, - виновато ответил Красильщиков.
– Но зато этаж один, шестой.
Он раскрыл папку, которую только что достал из сейфа, и, перебрав немногие бумаги, вытащил одну и протянул Игорю.
– Вот эта записка, гляди.
Игорь рассмотрел записку с обычным, неторопливым вниманием. Очень важная это была улика. И несла она в себе немало информации, надо было только суметь её извлечь. Текст записки гласил: «Извини. Ошиблись адресом. Бедно живёшь». Особенности так называемой письменной речи здесь свидетельствовали, во-первых, о некоем всё же культурном уровне автора, в пределах, скажем,
Но спросил Откаленко прежде всего о другом:
– Отпечатки пальцев дали чего-нибудь? Мы вчера эксперту особо на это указали.
– Ничего не дали, - досадливо махнул рукой Красильщиков.
– Не оказалось годных для идентификации.
Игорь уже обратил внимание на бумагу.
– Так, с отпечатками ясно, - согласился он.
И снова вернулся к записке. Почерк. Никуда не ушёл от школьного, даже что-то тут потеряно. Рука огрубела, отвыкла писать, привыкла к другой работе. Но вот записку эту написать потянуло. Наглец всё-таки.
Следующий пункт - бумага. Листок вырван из блокнота. Бумага тёмная, волокнистая. Блокнот с такой бумагой сейчас вряд ли купишь в Москве. Где же такие продают? Это можно будет установить. И это тоже тянет к приезжим. Виталий, кажется, угадал. Между прочим, блокнотами сейчас редко пользуются. А у парня в кармане блокнот. Но писать он не привык, у него явно другая работа. Зачем тогда блокнот? Это тоже связано с его работой? Записки пишет, заметки делает, расписки даёт, работа с этим связана? На большом заводе? В мастерской? За рулём? Привычно нанизывались мысли, тянулась логическая ниточка, не рвалась.
Игорь снова повертел в руках записку. А парень-то, видимо, пользуется блокнотом часто. Записка написана уже на последнем листке. На обороте виден еле заметный штампик, не печатный даже, а как бы чернильный. Штампик фабрики-изготовителя, не иначе. Разобрать его невозможно. Этим должен будет заняться эксперт.
Кажется, дорого обойдётся тому парню его наглая выходка. Но пока что он и его сообщники гуляли на свободе и тот проклятый наган с ними. Игорю была уже знакома эта вечная нервная напряжённость, когда где-то «ходит» оружие, это гложущее чувство почти личной ответственности и вины, и ожидание, непрестанное ожидание какого-нибудь несчастья.
– А как с гильзой?
– спросил Красильщиков.
– Светит тут нам что-нибудь?
– Рано пока говорить.
– Здорово всё-таки, что ты на неё наткнулся. И чего тебя под диван потянуло?
– Думал, может, фигурка какая закатилась, столик-то рядом опрокинут был.
– А диван, между прочим, старинный, ты обратил внимание? Красивый диван, - мечтательно произнёс Красильщиков, закуривая.
– Старинный, - подтвердил Игорь.
– Всё там старинное. Кто хозяин-то? С ним ты, кажется, говорил?
– Я. И следователь тоже. Он инженер. Старина эта от отца ему досталась. Собиратель старик был, коллекционер.
– А кто, по его мнению, подвод мог дать, кто с его коллекцией знаком, ты спросил?
– А как же! Это, говорит, подумать надо. Рассудительный такой мужик, между прочим, выдержанный. Я и решил, пусть, мол, на своём диванчике
– Красильщиков хохотнул.
Игорь представил себе тот диван на гнутых, резных ножках, придававших ему удивительную лёгкость и изящество, вспомнил овальную резную спинку дивана, в середину которой был вставлен, тоже овальный, пухлый матрасик, обтянутый, как и сиденье и подлокотники, дорогой, набивной шёлковой тканью. Когда Игорь заглянул под диван, он подивился, как искусно и аккуратно был отделан низ сиденья деревянными планками. Но пыли под диваном было немало. Гильза закатилась недалеко, за переднюю ножку, и сразу бросилась Игорю в глаза. Но дальше, до самой стены, возле которой стоял диван, ничего не было, никакой шахматной фигурки, только пыль и… тёмный комочек какой-то у дальней ножки. Этот комочек мелькнул у Игоря тогда мимо сознания, как не заслуживающий внимания. Что это было, между прочим? Игорь невольно поморщился: какая ерунда приходит, однако, в голову! Комочек… такой тёмный, как бы воздушный… Ну, комок свалявшейся пыли, пепел какой-нибудь… Пепел? Чепуха! Откуда там может оказаться пепел, под диваном?
И вот что-то вдруг забеспокоило Игоря во вчерашнем осмотре. Этот непонятный, дурацкий какой-то комочек под диваном, у стенки, что ли? И он тоже, и он… и что-то ещё… Игорь вспомнил хозяина квартиры, с которым так и не успел поговорить. Среднего роста, худощавый, чёрная густая бородка, чёрные усы и совсем светлые глаза между припухшими веками, какие-то неприятные глаза, а в них растерянность, досада, даже горе. Ещё бы! Такая крупная кража! Можно понять и досаду, и горе. А потом он что-то сказал Игорю, что Игорь уже не помнил, но какая-то фраза… или даже словечко… этого самого… как его?
– Как его зовут, потерпевшего?
– спросил Игорь.
– Потехин, Илья Васильевич, - ответил Красильщиков.
– А чем вы сейчас занимаетесь по этому делу?
– Да как всегда, отрабатываем связи. К нему же толпой всякие ценители-оценщики ходили, коллекционеры, скупщики-перекупщики, словом, чёрт-те кто. Он фамилий тридцать, наверное, назвал. Это кроме обычных знакомых. А подвод тут был, это ясно. Кто-то из этих людей его дал.
– В списке приезжие какие-нибудь значатся?
– Приезжих трое. И ещё двое в Москве недавно. Никто из них сам участвовать не мог, люди все солидные. Но вот дать подвод…
– И не московским жуликам, а приезжим, - хмуро добавил Игорь.
– Приезжим?
– насторожился Красильщиков.
– А наган? Он ведь тут ходит, у нас.
– Возможно, когда они тут, и он тут.
– Ох, Игорёк, сомнительно мне, - покачал головой Красильщиков и вздохнул.
– Чует моя душа, хлебнём мы с этой кражей, будь она неладна.
– Мы всегда хлебаем. Это тебе не в кино. Дай-ка я Потехину позвоню. Охота мне ещё разок зайти к нему.
Ответил ему бойкий девичий голосок:
– Папы нет дома. Кто его снашивает?
– Из милиции.
– А-а. А вы что хотите?
– Повидать его хотим.
– Приезжайте, он скоро будет.
Игорь решил воспользоваться приглашением, но на всякий случай уточнил:
– Я с кем говорю?
– Это его дочь. Меня зовут Лена.
– Вы в школе учитесь?
– К вашему сведению, я уже на четвёртом курсе учусь педагогического. Как это вы взрослый голос от детского не отличаете, удивляюсь.
– Извините, - усмехнулся Игорь.
– А я капитан Откаленко. Сейчас к вам приеду.