Вечерний круг. Час ночи

Адамов Аркадий Григорьевич

– Во. Со вкусом к умной атаке. Он от кого хочешь уйдёт. Помнишь, пять лет назад, с «Баварией»? Шварценбек за ним и тот не успевал. Шварценбек, не кто-нибудь! И какие он тогда голы забил, помнишь?

– Кто не помнит! Особенно второй. Прямо вдохновенный гол какой-то. Когда чувствуешь, что всё тебе удаётся. У тебя так бывало?

– Бывало. Тогда и я забивал. Ох, компания у нас тогда была! Сейчас половина уже в первой лиге играет. Пригласили.

– Как же ты из такой компании ушёл?

– Как, как… Обиделся сначала, дурак. На игру

меня не поставили, видишь. А я ночи не спал, её ждал. Мне бы стерпеть. Ну, а тут ещё нехорошее дело открылось. Переманили у нас двоих. Вот они напоследок ту игру своим будущим коллегам и сдали, по существу. Я, как узнал, психанул, конечно. Напился, помню, в первый раз до потери сознания и всё бросил.

– А потом увидел, что и без тебя обошлись, и без тех двух.

– Ясное дело, обошлись.

– Эх, без всех нас обойтись можно, мы только обойтись не можем. Помнишь, как с «Араратом» было? «Незаменимых» выкинули, когда зазнались, переболели года два, и какая команда сейчас отличная, какие исполнители!

– «Арарат» - да, - увлечённо согласился Виктор.
– Он ещё чемпионом будет, увидишь.

Вообще, оба они незаметно увлеклись и как бы выключились, ушли из первоначального состояния. В первый момент Лосев пошёл на это сознательно, но сразу же азарт собеседника увлёк и его самого. Больше всего даже не предметом разговора, хотя футбол он и в самом деле искренне любил. Нет, завязавшийся сейчас разговор увлёк его больше всего своей психологической и нравственной подоплёкой. Сейчас этот парень невольно раскрывался перед Лосёвым лучшей своей стороной, лучшими качествами, которые в нём ещё сохранились. И в этом смысле разговор получался весьма полезный.

– И совсем молодые ещё, - завистливо вздохнул Виктор, имея в виду команду армянских футболистов.
– Но перспективные, это точно. А двое-трое, я тебе скажу, там уже классные игроки, хоть сейчас можно в сборную ставить.

– А тебе самому-то сколько?

– Мне? Двадцать. Да что я…

– Что ты?
– с какой-то невольной, тоскливой злостью переспросил Лосев.
– Да как ты мог, скажи мне, ни с того ни с сего вдруг на человека с ножом броситься? Как ты мог?

Виктор беспокойно заёрзал на стуле.

– А чего он ходит, где не надо! Вот мы ему и сказали, чтобы сматывал.

– Ты, что ли, сказал?

– Ну, Горшок. Какая разница?

– А чего он сказал?

Лосев, конечно, сразу уловил кличку, которая сорвалась у Виктора.

– Чего сказал? А вот чтобы в парке его больше не было.

– А почему?

– Почему, почему… Потому.

Витька явно не знал, что сказать. Но Лосев чувствовал, что какая-то причина существовала, серьёзная причина, почему парни потребовали от Шухмина, чтобы он ушёл из парка и больше там не показывался. Но причину эту Витька называть не хотел.

– Ты, Виктор, пойми, - посоветовал Лосев.
– Просто так ты его хотел прогнать или не просто так, сейчас значения уже не имеет. Сейчас тебе надо думать о другом, о себе думать,

надо сбрасывать годы.

– Это как же так сбрасывать?
– удивился Виктор.

– А так. Допустим, статья предусматривает санкцию от двух до пяти лет. За одно и то же преступление. Меньше нельзя и больше нельзя.

– Интересное кино, - недоверчиво произнёс Витька.
– Это зачем же так придумали?

– Чтобы суд мог, если само преступление доказано, учесть личность подсудимого, его поведение на следствии, мотивы преступления, то есть что толкнуло, понял?

– Понял, не глиняный.

– Вот поэтому я тебе и говорю, что надо годы сбрасывать. Два года это лучше пяти, такая арифметика тебе, надеюсь, понятна?

– Ещё бы…

– Так вот. Чтобы получить, допустим, два или три года, а не пять, надо, как минимум, себя правильно вести на следствии, помочь ему, а не мешать.

– А как максимум?

– Как максимум, Витя, надо искренне раскаяться не только в том, что совершил, но и во всей своей неправедной жизни, твёрдо раскаяться и твёрдо решить её менять. Но этого, честно говоря, я от тебя пока не жду. Это сразу не приходит. Ты пока помоги мне, исходя хотя бы из своих собственных интересов. Понял ты меня?

– Понял, - хмуро ответил Виктор.
– Ну а какая статья мне светит?

– Вот опять же. Можно тут применить двести шестую, часть вторая. Это злостное хулиганство, особо дерзкое, сюда и твой нож войти может, и что групповое оно…

– Какое групповое? Я же один.

– Двое вас было, свидетели видели. И если один убежал, это ничего не меняет. Тем более он-то первый и пристал. Так что роли разные, но драка одна.

– Та-ак, - упавшим голосом протянул Витька.
– И сколько же отламывается по этой статье?

– Как раз до пяти лет.

– Фью… - Витька даже присвистнул.
– Годов не жалеют.

– Что верно, то верно, - согласился Лосев.
– И с этим фактом надо считаться. Но могут квалифицировать твои действия и по другой статье. Допустим, сто девяносто первой - два. Это уже посягательство на жизнь работника милиции. Тут наказание предусмотрено от пяти до пятнадцати лет.

– Ну да?!
– с тревогой воскликнул Виктор.

Виталий помедлил, соображая, и покачал головой.

– Нет, эта статья в данном случае применяться не должна. Вы ведь не знали, что Шухмин работник милиции, и он был не в форме, да ещё с девушкой. Ведь не знали, верно я говорю?

– Ну, ясное дело! Откуда нам было знать?

– Вот и я так думаю. Цели ограбления у вас тоже не было. Так?

– Так, - с готовностью подхватил Витька.

– Цель была дурацкая, как я погляжу, чтобы Шухмин больше не ходил с девушкой в парк. Почему-то от других посетителей вы этого не потребовали. Только к Шухмину прицепились. Почему? Может, и в самом деле работника милиции в нём узнали?

– Да нет же! Точно тебе говорю.

– Но тогда почему именно к нему? Учти, это и на суде у тебя спросят.