Вечерний круг. Час ночи
Шрифт:
– Была да сплыла.
– А всё ж таки?
И в этой жестокой настырности Откаленко ощутил что-то новое, что-то не Гришкино, словно кто-то внушил её ему, кто-то ему велел повести так разговор.
Игорь лениво повернул голову, оценивающе-небрежно оглядел подавшегося к нему Гришку и презрительно процедил сквозь зубы:
– Катись лучше, бобик. Дёрнуло меня гавкать с тобой вчера.
– Ладно тебе!
– уже всерьёз обиделся Гришка.
– Ты на встречу-то пойдёшь или нет?
– Моё дело. Махно твой тоже не царь морской. У вас тут рыбка покрупнее
Откаленко решил не только показать Гришке, какая дистанция их разделяет, не только дать понять, что там Гришка просто мелочь, шелуха рядом с ним, Чёрным, что его дело шестерить, состоять на побегушках, но что и сам Махно тоже в его глазах не бог весть какая величина.
– До той рыбки тебе, Чёрный, без нас не добраться, понял?
– обиженно сказал Гришка, отодвигаясь.
– Не очень-то кидайся.
– А что?
– А то. Укусить могут.
– Это меня?
– мрачно и удивлённо спросил Игорь.
– До хотя бы и тебя.
– Ну, топай, топай!
– Игорь зло хохотнул.
– Я гляжу, ты перегрелся, бобик.
– Ладно, - не вытерпел Гришка.
– Махно тут, у меня сидит. Пойдёшь?
– И он кивнул на свою калитку.
– А товар?
– Небось при нём.
– Пойдём, чего ж, - лениво согласился Откаленко.
– А комиссия будет?
– Будет, будет. Всё тебе, Гришенька, будет, чего на роду написано.
Они поднялись со скамейки и направились к калитке. Она отворилась с душераздирающим визгом, чертя нижним краем по песку.
Откаленко, не выдержав, усмехнулся.
– Даёт у тебя калитка, очумеешь.
– Сознательная. Никто нежданно не явится. Ты гляди, полкан мой выскочит.
И в самом деле из-за небольшого дома в глубине двора вылетела крупная дворняга, чёрная, лохматая, с квадратной мордой и обрубленным хвостом. Злобно рыча, она кинулась к незнакомому человеку. Игорь остановился и упёрся глазами в круглые, осатанелые от злости собачьи глаза. Пёс тоже остановился, яростное клокотанье усилилось, пасть приоткрылась, стали видны белые клыки.
Гришка собрался было дать какую-то команду, но Откаленко движением руки остановил его.
– Как звать-то?
– спросил он, не отводя глаз от собаки.
– Марс.
– Ишь ты!
– усмехнулся Игорь и вдруг грозно окликнул: - Марс!
Уши собаки приподнялись. Она словно удивилась.
– Ко мне!
– снова приказал Игорь.
Собака, однако, не шелохнулась, но глаза раза три подряд недоуменно мигнули.
Игорь сделал твёрдый шаг вперёд и властно произнёс:
– На кого лаешь?
И собака, вывалив язык, воззрилась на него в полном недоумении, словно и в самом деле не понимая, на кого это она вдруг решилась лаять. Она даже села, Чтобы основательнее подумать над этим.
А Игорь уже уверенно подошёл к ней и спокойно потрепал её за ухом.
– Ну, ты даёшь, Чёрный!
– восхищённо удивился Гришка.
– Чтобы Марс так…
Они двинулись к домику, и за ними, неохотно поднявшись, потрусил Марс, явно смущённый всем происшедшим с ним.
Дверь в дом оказалась незапертой. Гришка только толкнул её и провёл
Небольшая, душная комната была залита солнцем. И в первый момент Игорь, невольно жмурясь, даже не заметил длинного, худощавого парня, развалившегося в старинном кресле с диковинной резьбой и потёртыми, рваными подлокотниками, невесть как оказавшемся в этой убогой, пыльной комнатёнке.
Парень оглядел Игоря и небрежно спросил Гришку:
– Этот, что ли?
– Ага. Этот, - охотно подтвердил Гришка.
– Ну, - обратился парень уже к Откаленко, - чего ты тут, гад, нюхаешь?
Впрочем, в голосе его не было злости.
– Что ж, Олежек, - насмешливо спросил Откаленко, - знакомых не признаёшь?
– Не-а, - с такой же точно насмешкой покрутил головой Ткачук.
– Та-ак, - протянул Откаленко, без приглашения садясь на какой-то стул прямо на середине комнаты и вытаскивая сигареты.
– Значит, как пить, так знакомый, а как дела делать, так всё, ваших нет?
– Допустим. Дальше что?
– всё с той же нахальной усмешкой ответил Ткачук.
Игорь не спеша встал, приблизился к насторожившемуся Ткачуку и вдруг, нагнувшись, неуловимым движением рванул ножку кресла, в котором сидел Ткачук. И тот кубарем вывалился на пол, а кресло, с наполовину оторванной ножкой, покатилось в другую сторону. Игорь мгновенно прижал Ткачука коленом к полу и вывернул ему за спину руку. Тот взвыл от боли.
– Отпусти, гад! Убью! Гришка!
Но Гришка, оцепенев от неожиданности, словно прилип к стене, испуганно хлопая глазами, и только всё время спрашивал срывающимся тенорком:
– Ты чего делаешь? Ты чего делаешь?
– Ладно уж, вставай, - сказал Откаленко брезгливо и махнул рукой.
Он снова уселся на свой стул посреди комнаты. Сигарета, оставленная им там, ещё дымилась, и он с удовольствием её раскурил.
Ткачук с трудом поднялся на дрожащие ноги и, волоча их, отыскал себе какой-то другой стул.
– Будет разговор?
– усмехаясь, спросил Игорь.
– Но-но! Хрусты есть?
– И хрусты есть, и кое-чего ещё найдётся, - кивнул Откаленко.
– А у тебя что в обмен на хрусты водится?
Разговор приобретал вполне мирный характер, словно и не было этой короткой злобной стычки. Но Игорь прекрасно понимал, что именно благодаря ей и начался этот мирный разговор. За семь лет работы в розыске он успел уже изучить эту поганую породу людишек. Он не имел никакого желания копаться в их искалеченной, гнилой психике и выискивать всякие причины, как это склонен был всё время делать его друг Лосев. Игорь использовал свои знания лишь для дела, конкретного дела, которым в данный момент занимался. «А всех жалеть у меня нервов не хватает, - говорил он.
– Я только тех жалею, кого эти гады обидели, а их самих пусть вон Лосев жалеет, я их душить буду, пусть лучше не попадаются». А уж как надо «душить», это Откаленко знал.