Вечерний круг. Час ночи
Шрифт:
– Что у меня в обмен водится?
– переспросил Ткачук, осторожно шевеля больной рукой, которую Откаленко только что ему чуть не вывернул.
– Найдётся чего. А хрустов у тебя хватит?
– Не хватит, так догоним и ещё добавим. Сперва показывай, - скомандовал Откаленко.
– Ну, гляди, раз так.
Ткачук не очень бодро встал, прошёл в угол комнаты к стоявшему там старенькому, потрескавшемуся комоду, с усилием выдвинул один из разваливающихся его ящиков и, порывшись, вытащил какой-то пухлый газетный свёрток. Стоя спиной к Игорю и стараясь загородить от него этот свёрток, он
Откаленко исподтишка внимательно наблюдал за ним и уловил желание Ткачука скрыть что-то ещё в том газетном свёртке.
– Гляди, - с показной небрежностью сказал Ткачук, протягивая Игорю коробочку.
Игорь с таким же скучающим видом взял её. В коробочке лежали часы, большие старинные карманные часы в золотом или позолоченном корпусе, последнее Игорь даже не успел определить. Первое, что бросилось ему в глаза, было название фирмы на желтоватом циферблате с золочёными римскими цифрами и изящными, ажурными стрелками. Название состояло из четырёх латинских букв: «СУМА». Вот тебе и «Павел Буре»! Игоря охватила досада.
– Но ты пойми, голова, это, так и так, не старина. А есть, допустим, часики, за которые мои клиенты сколько хошь дадут. Старинных фирм часики, усёк?
– Чего ж тут не усечь!
– вздохнул Ткачук.
– Эх, знать бы…
Секунду подумав, он посмотрел на смирно сидевшего в стороне, у стены, Гришку, время от времени лишь угодливо скалившего свои мелкие зубы на розовых дёснах. В глазах Гришки светилось нестерпимое любопытство и жадная насторожённость. Как раз последнее Ткачук, видимо, заметил, и это ему не понравилось. Хмурясь, он сказал:
– Давай, Поп, глянь, не нюхает там кто внизу.
– Марс там сразу загавкает, не боись.
– Я чего сказал!
– прикрикнул Ткачук.
Он проводил его взглядом и, когда за Гришкой закрылась дверь, презрительно усмехнулся и сказал:
– Были, понимаешь, у меня часики, - не отвечая на вопрос, снова вздохнул Ткачук.
– Толкнул два дня назад всего. Ох, часики! Ну точно, как ты говоришь. Старинной фирмы, желтяки, с тремя крышками. Фирма «Павел»…
– «Буре»?
– Во-во! Точно. Эх, продешевил я с ними, кажись.
– Вернуть можешь?
– А сколько ты, к примеру, за них дашь?
– Мои клиенты сколько хошь за них дадут. Но посмотреть надо.
И тут у Игоря мелькнула вдруг новая, сразу зажёгшая его мысль. Когда человек весь «заряжен» на дело, которое делает, такие мысли приходят внезапно и как бы сами собой.
– А деятель тот солидный, кому ты их толкнул?
– спросил Игорь небрежно.
– Ого! Ему ещё и не то толкают, что я. Это мелочь, если хочешь знать.
– Камушки?
– С такой удивительной естественностью и нетерпеливой жадностью спросил Игорь, что на секунду даже сам поразился силе своих придуманных чувств, даже голос дрогнул от волнения, чего уж и вовсе, кажется, ждать было невозможно. Видно, сказалось в этот миг, прорвалось подлинное волнение, которым Игорь был охвачен, совсем, конечно, по другой причине.
И нетерпеливая эта жадность в его голосе не скрылась от Ткачука,
– Не камушки, а старина, - пояснил он.
– Ценности огромной, видать. Деятель тот аж опупел, как увидел. На одни очки другие надел. Потеха, ей-богу.
– А чего он увидел-то?
– Эту самую… Как её?.. Ну, ящичек такой…
– Шкатулка?
– Во-во! Красоты-ы… В жизни такой не видел. Ну, и цена, я тебе скажу, опупеешь.
– Тоже взглянуть бы не мешало, - заметил Игорь.
– Может, и тут ты прогадал.
– Тут не я, - махнул рукой Ткачук.
– Директора вещь.
Это была явная кличка, и кличка непростая. Она вела куда-то, и чутьё сразу подсказало Игорю, что ему ещё придётся до этого докапываться.
– А вот часики… - вздохнул снова Ткачук.
– Как бы тебе их показать…
Откаленко чувствовал, что не всё ещё потеряно, раз часы «Буре» существуют. А кроме того, появилась какая-то редкая шкатулка. И у Потехина была украдена шкатулка. Нет-нет, не всё потеряно, и этот Ткачук для Игоря сущая находка. Чутьё оперативника подсказывало ему, что надо тянуть ниточку дальше и рано ещё возвращаться в Москву, тянуть дальше и не порвать малейшим каким-нибудь неловким движением, потому что ниточка становится всё тоньше. Сейчас впереди замаячила фигура куда крупнее и опаснее, чем этот Ткачук. Интересная, кажется, фигура, приёмщик краденого, особо доверенное лицо. И подобраться к этому человеку непросто, совсем непросто, сложнее, чем даже думает Ткачук.
– Кличка-то у него есть?
– поинтересовался Откаленко.
– Не-а. Терентий Прокофьевич, только так, - со значением ответил Ткачук.
– Тут вся закавыка. И наш, и не наш. И чёрт его знает чей.
– Ну, Директор-то знает.
– Надо думать. Доверие там вроде полное.
– Может, ты меня как покупателя приведёшь?
– Не-а. Прогонит, - убеждённо возразил Ткачук.
– А может, как кореша и продавца?
– Тоже прогонит. И ещё Директору на меня капнет. Водит, мол, всяких. Ну а тот… Помоги и помилуй.
– Пхе! Всяких мы Директоров давили.
– Только не этого. И всё.
– Ткачук сурово прихлопнул кулаком по ладони.
– Директора забудь и не гавкай. А вот с Терентием… Давай так, - подумав, предложил Ткачук не очень уверенно.
– До вечера. Ты где у нас в городе якорь бросил?
– Где ты с Директором в Москве, там и я здесь, - усмехнулся Откаленко.
– Оставь, говорю!
– с угрозой произнёс Ткачук.
– Обожжёшься.
– Ладно. Я чужой закон уважаю, - снисходительно успокоил его Откаленко.
– «Южная».
– Добро. Так уговор, до вечера. Если получится, я за тобой приду или к тебе приведу. Сговорено?
– Время какое?
– Как стемнеет. Чтобы все кошки стали серыми, - засмеялся Ткачук.
– Бывай, - кивнул на прощание Игорь.
Спустя несколько минут он уже шёл по раскалённым плитам тротуара, высматривая очередную тележку с газированной водой.
Он остановился возле витрины какого-то магазина, заметив у входа его табличку, извещавшую, что в магазине есть телефон-автомат.