Ведьма Пачкуля, или Магия вредных привычек
Шрифт:
С минуту Макабра пыталась выдуть из нее хоть какой-нибудь звук, но волынка издала лишь пару жалких предсмертных стонов, после чего окончательно испустила дух. Макабра озадаченно потрясла волынку, сделала ей искусственное дыхание и напоследок разразилась потоком грубых шотландских ругательств, чем окончательно покорила аудиторию. Разъяренный Хаггис встал на дыбы, пуская пар из ноздрей, и пронзительно заблеял.
— Я найду того, кто это сделал! — прорычала Макабра, потрясая мечом. — Найду и шкур-р-ру с него спущу!
С этими словами Макабра швырнула искалеченный инструмент в толпу. Он упал прямиком
Вот это был номер! После такого зрители определенно нуждались в передышке, так что Пачкуля объявила антракт. Все с радостными воплями набросились на мороженое и с набитыми ртами принялись обсуждать достоинства шоу-программы, единодушно признавая, что представление удалось на славу. Даже скептически настроенные скелеты согласились, что ведьмы могли бы даже отправиться с ним на гастроли.
Через десять минут перерыв закончился, и публика повалила обратно в зал, размазывая по полу лужицы талого мороженого с клюквенным сиропом.
Второе отделение концерта открывала Крысоловка. Хоть она и вырядилась в цветастый костюм с бубенчиками и намалевала себе вокруг рта красной краской широкую клоунскую улыбку, выражение лица у нее было по-прежнему кислое.
— Кто мне ответит, за чем всю жизнь гоняются привидения? — обратилась она к залу.
— Откуда нам знать! — хором отозвались зрители. — Давай выкладывай!
— За призрачным счастьем, вот за чем! — пробухтела Крысоловка. — Ладно, вот вам еще: что будет с ведьмой, которая решит разориться на новый наряд? Она вылетит в трубу! А-ха-ха! Дошло?
— Ха-ха-ха! В трубу вылетит! Вот здорово! — одобрительно заревел зал.
На этом запас шуток у Крысоловки иссяк, и она подала знак музыкантам, намереваясь исполнить под занавес старательно разученный танец. Но поскольку свои длинноносые клоунские башмаки она закончила мастерить лишь под утро и еще ни разу в них не репетировала, то после первых же двух па и неудачного пируэта она обрушилась на пол и была эвакуирована со сцены в бессознательном состоянии. Полагая, что так и было задумано, восторженная публика устроила Крысоловке стоячую овацию.
Следующей на сцену вышла Чесотка. Она уселась на специально приготовленный табурет и натянула на одну руку дырявый носок.
— А от и я, а от и я! — процедила она сквозь стиснутые зубы, сжимая и разжимая при этом пальцы руки так, чтобы все подумали, будто это говорит носок.
— Сем пиет. Мия жоут Фиед! (Всем привет, меня зовут Фред.)
— У тебя губы шевелятся, — возмутилось привидение с последнего ряда.
— Не шиэяся. (Не шевелятся.)
— А вот и шевелятся.
— А от и не шиэяся.
— А вот и шевелятся!
— Не шиэяся, не шиэяся! (Не шевелятся, не шевелятся!)
— Шиэяся, шиэяся! (Шевелятся, шевелятся!)
Выступление Чесотки произвело настоящий фурор, и все были порядком разочарованы, когда в самый ответственный момент ведьма тряхнула рукой сильнее, чем требовалось, и носок слетел. А без носка чревовещание уже, как известно, никакое не чревовещание, а так, баловство. Номер пришлось прервать, но зрители еще долго рукоплескали Чесотке, которая, сияя от счастья,
Вслед за ней настала очередь Мымры и ее пародий, причем не на кого-нибудь, а на своих же подруг-ведьм. Она изобразила, как Шельма наводит марафет, как Пачкуля засовывает голову в помойное ведро, как Тетеря просыпается по утрам и как Туту пытается прочесть этикетку на молочном пакете. До остальных очередь дойти не успела, поскольку разъяренные Шельма, Пачкуля, Тетеря и Туту решительным шагом прошествовали на сцену и силой уволокли Мымру прочь, глубокому неудовлетворению публики, которая была в восторге от пародий и жаждала продолжения. Скотт Мертвецки пробудился ото сна, сверился с программкой и с облегчением вздохнул, выяснив, что осталось продержаться всего два номера, Следующим шел мастер-класс по макияжу от Шельмы. Занавес разъехался в очередной раз, и взору публики предстал широкий стол, уставленный всевозможными баночками, тюбиками, флакончикам, зеркальцами и заваленный щеточками, расческами и заколками для волос. Под столом стояло огромное ведро, до краев наполненное подогретой грязью. Сама Шельма, в жутком розовом пеньюаре, с оранжевыми бантиками в патлах и устрашающим количеством румян на щеках, провальсировала к краю сцены и поинтересовалась у публики, не отыщется ли в зале доброволец.
Все присутствующие как один втянули головы в плечи и покрепче вжались в сиденья, а отдельные личности до такой степени не желали становиться добровольцами, что даже сползли на пол, делая вид, что уронили под сиденье программки. Пачкуля за кулисами хихикнула, и смешок этот не ускользнул от Шельминого чуткого уха.
— Я тут было подумала, не продемонстрировать ли свое умение на Пачкуле, — лукаво обратилась она к залу. — Но, как следует поразмыслив, пришла к выводу, что это будет пустая трата времени. С таким же успехом можно красить свежей краской старый облезлый забор. Так что… — продолжила она уже сладким голоском. — Я буду весьма признательна, если эту честь нам окажет наш высокий гость. Прошу на сцену, господин Мертвецки!
Будучи профессионалом до мозга костей, Скотт Мертвецки решил, что препираться не стоит. Натужно улыбаясь, он поднялся со своего места, ответил изящным поклоном на приветствия толпы, поднялся на сцену и элегантно опустился в приготовленное для него глубокое кресло. Однако едва он бросил взгляд за кулисы, как его охватило смутное беспокойство, ибо там он увидел Пачкулю, которая в отчаянии схватилась за голову и с перекошенным от ужаса лицом беззвучно бормотала: «О нет! О нет!»
— Послушайте, вообще-то я не уверен… — обратился Скотт к Шельме и попытался подняться с кресла.
— Слишком поздно, господин Мертвецки, теперь вы мой и только мой! — шаловливо пригрозила ему пальчиком Шельма и легким пинком усадила обратно. В следующее мгновенье она уже повязывала ему вокруг шеи полотенце. — А теперь, дамы и господа, прошу минуточку вашего внимания, ибо я собираюсь продемонстрировать вам метод глубокой очистки кожи лица при помощи горячей грязи. — С этими словами она зачерпнула из ведра полную пригоршню гадкой жижи и со всего размаху залепила ею Скотту в физиономию. Процедура оказалась явно не из приятных, поскольку грязь пребольно обожгла знаменитости лицо и в достатке набилась в рот.