Веха
Шрифт:
Отец вышел во двор и, усевшись на завалинке, курил, посматривая за беготнёй молодёжи.
– Ты, Пашка, ещё пацан, и должен слушать, что тебе старший брат говорит! – прогундосил Василь мне прямо в ухо. – Ты там бросай свой город, да приезжай со своей подругой сюда, я вас обоих пристрою! Ты знаешь, кто есть я в округе? Да я главный финансовый инспектор! Одно моё слово, и нет человека! Тут же ГПУ приедет и увезут! Вот так-то!
У меня не было никакого настроения тратить время на болтовню с ним, отлично зная, что так просто от него, когда он пьян, не вырвешься. Если кто начинал ему противиться, то он сразу же начинал орать на всех и угрожать, а мне этого не хотелось сегодня. Вообще-то он был хорошим парнем, добрым, отзывчивым, и всегда бежал на помощь к любому, кому нужна была помощь, но когда он перебирал, то тогда не видел ничего и никого. Что зря болтал и лез в драку.
Положив руку ему на плечо, я наклонился к его уху и прошептал. – Извини, братуха! Если я сейчас не попаду в нужник, то мне труба!
– Кому, тебе? Да ни за что! Я кому хошь морду разобью за тебя, Пашка! – произнёс он, ничего не поняв из того, что я ему нашептал в ухо.
Я засмеялся, и, прервав его, снова сказал, но теперь уже громко. – Вась! Да в туалет я хочу! Кому ты морду собрался разбивать?
– Вот липучка! – крикнула мать, и снова шлёпнула его рушником по плечам. – Ну, что ты ребёнка-то мучаешь? Ему в сартир надо, а ты повис, як тот клещ, и не отцепишься! Вот уж заноза, так заноза! Ну, выпил, так иди ляг да спи, что ты людей-то всех дёргаешь!
– Поговори мне ещё! – пробурчал Василий и, выйдя из-за стола, цепляясь за него же, направился к выходу, а я, чмокнув мать в щеку, поблагодарив её за освобождение, тоже выбежал из дома с надеждой разыскать свою Анюту!
Не спали до поздней ночи. Погода была прекрасной, к тому же висела полная луна, отчего вокруг было светло, как в пасмурный день.
Василий, после того, как мы расстались, ушёл к себе домой и уже больше не появлялся, чему мы все были очень рады.
На ночь я забрал Аню с собой на свой любимый чердак, где мать положила нам два огромных тулупа и одеяло с подушками. Подушек у нас было множество. Каждую осень она собирала целую кучу пуха, который и запускала в подушки, да тюфяки.
Я оберегал свою девочку, прижав её к себе. Мы с ней смотрели на небо и тихо разговаривали, делясь впечатлениями. Ане моя родня очень понравилась, она периодически меня целовала, наслаждаясь ароматами свежего сена, и ночи.
– Никогда не думала, что у вас здесь так здорово! – тихо произнесла она, уткнувшись мне носиком в плечо. – Я думала деревня, как деревня, а у вас что-то особенное, непохожее на другие деревни.
– Ну, у нас же род казацкий, вот и деревня у нас типа хутора! – ответил я, посмеиваясь над ней.
Разговаривали долго, до того, как стало светать. После этого, я пригласил её сбегать на Городец встретить восход солнца. Она с восторгом приняла это предложение, и мы пустились туда бегом, взяв друг друга за руки.
01.06.2015 год.
Веха!
Разлом!
Часть первая!
После того, как мы вернулись из Малышевки в Клинцы, прошло больше года. Лето прошло свой экватор и вплотную приблизилось к августу. Погода стояла жаркая, жара доставала везде, и на улице, и в доме, особенно в цеху, где жара добавляли ещё и станки. Окна везде были открыты настежь, но это мало чем помогало. Ане исполнилось восемнадцать лет, и мы с ней каждый день и вечер только и говорили, как о женитьбе.
Беда пришла неожиданно, и как-то нежданно. О том, что произошло, никто из нас даже и подумать не мог. Мать Ани, Степанида, уговорила отца Ани, и решила отдать её замуж за какого-то парня, родители которого проживали где-то в Смоленске, и были довольно зажиточными. Отец этого парня был большим начальником в Красной армии, и их семья пользовалась огромным набором услуг от государства. У них даже была собственная машина с персональным водителем.
Когда Аню поставили перед фактом, она потеряла сознание. После того, как её привели в чувства, она категорически дала отказ, но мать настаивала на своём.
– Зачем тебе, дура малахольная, этот оборванец? – кричала она на дочь. – Ты посмотри, какой парень, высокий, сильный, а родители какие! Да ты горя знать не будешь! Как у Христа за пазухой проживать будешь, да и нам подмогнут малость!
– Мама! Это не крепостное право, чтобы вы меня продавали куда-то! – орала Аня, заливаясь слезами. – Я люблю Пашу и буду его женой, а от вас прямо сейчас ухожу!
Сказать легко, а вот, как сделать. Родители закрыли Аню в чулан, а мне сказали, что она уехала в Москву и будет через неделю.
– Странно! – думал я, возвращаясь к себе в общежитие. – Какая Москва? Она же мне даже, словом не обмолвилась по этому поводу!
Тревога и досада не давала мне покоя ни днём, ни ночью, пока ко мне не пришёл Александр.
Он молча присел на табурет, стоящий у окна, посмотрел на меня и сказал. – Слушай, паря! В общем положеньице ваше с сестрёнкой труба! Мать просто с ума сошла, батю затюкала и хочет её выдать замуж за какого-то перца из Смоленска! Ты знаешь, она держится и не желает этого слушать!
Я хотел ему ответить, но он остановил меня и, вновь усадил на кровать, с которой я подхватился, едва услышав эту новость.
– Не дёргайся! Сиди и слушай! – проворчал он недовольно. – Ничего не бойся, я подниму пацанов, и мы выхватим её из чулана, а уж твоя проблема решать быстро с ней, что делать дальше!
– Саня! – воскликнул я. – Да что тут думать, в ЗАГС и, причём сразу же!
От волнения, моё сердце колотило мне прямо в горло, не давая нормально дышать. На глазах появились слёзы, слёзы обиды, своего бессилия, но также слёзы и надежды на благополучный исход.
– Значит так! Слухай меня далее! – снова произнёс Саша, криво усмехнувшись, отреагировав на мои слова. – Завтра, после обеда, должны подъехать гости с женихом, и её начнут подготавливать к приезду. Когда её выпустят из чулана, я выведу её во двор, а там Сопливый подхватит Аню и, с пацанами доставят в ЗАГС! Просто ты будь там и не надумайся меня разочаровать!
Я подбежал к нему и принялся его тискать, на что он только улыбнулся, и добавил. – На что только не пойдёшь ради любимой сестрёнки! Против родителей иду! Что поделаешь, что они ещё живут прошлым веком! Мать такая набожная, а творит что зря, разговаривать с ней пробовал, бесполезно! И чего она тебя так не возлюбила? Отец, кстати, ровно дышит в твою сторону, да и мне ты нравишься, хоть и хлюпик с виду, но руки у тебя крепкие, трудовые! Уважаю!