Веха
Шрифт:
Прибежав в свою комнату, я, не включая свет, разделся, и нырнул в постель под монотонное посапывание Ильи, который даже не пошевелился, когда я вошёл в комнату.
– Вот сурок! – подумал я и, укрывшись одеялом, мгновенно уснул.
Проснулся тогда, когда в коридоре началось движение. Это могло говорить только о том, что первая смена уходила на работу, а ночная возвращалась.
Сообразив, что к чему, я поднялся, быстро оделся и спустился к Ивану Петровичу. Его я встретил прямо возле кабинета, куда он собирался войти.
– Ну, давай, жених, заходи! – усмехнувшись, сказал он,
Вообще-то эту комнату кабинетом можно было назвать с большим натягом. Он походил на небольшую каморку, в которой были стеллажи, заполненные всякой всячиной, включая матрацы, одеяла и прочие принадлежности необходимые для общежития. Возле небольшого окошка стоял стол и пара табуреток. Вот и вся обстановка!
– Ну, что присаживайся! – произнёс он, устраиваясь за столом. – С директором я переговорил, и он дал добро до сентября, пока не прибыла новая партия учащихся! Сейчас будут заниматься не так, как вы когда-то, а с первого сентября, как в школах, таково постановление правительства! Так что вам всем придётся подыскивать себе жильё, я имею в виду работающим, но до сентября будешь жить в своей комнате с подругой, или уже с женой, а твоего соседа я переведу в другую комнату! Так что распоряжайся, только советую вам повесить замок, да изнутри прикрепи крючок, чтобы на ночь закрывались! Понял?
– Спасибо вам Иван Петрович! – воскликнул я и, пожав ему руку, припустил в свою комнату.
Илья уже поднялся и, встретив меня, спросил. – Что! Отслужил ночь-то? За опоздание не подкинули? А то сам понимаешь!
– Да всё нормально, Илья! – радостно ответил я ему, и обнял его. – Всё прекрасно, но тебе придётся перебраться в другую комнату, дружище!
– Не понял! – искренне удивился он, остановившись в дверях. – Я что-то пропустил? Что произошло за эти сутки?
– Да всё очень просто, дорогой! – снова воскликнул я. – Просто я женюсь и нам разрешили до сентября здесь пожить с ней, а тебя Иван Петрович переведёт в комнату по соседству! И ещё! Нам всё равно надо будет всем до сентября искать себе жильё, потому что в общежитие будут заселять только учащихся! Вот так-то!
– Как скажут! – произнёс он и, повернувшись, вышел из комнаты, а я стал переодеваться, чтобы идти в ЗАГС.
Сразу после завтрака я уже прохаживался возле здания Дома Советов в центре города. Состояние у меня было таким, что хоть плач, руки трусились, вся спина была мокрая от пота, или страха перед неизвестностью, но не показывал вида.
В половине двенадцатого появились Александр с Аней, в сопровождении нескольких парней, среди которых был и Сопливый. Увидев меня, Аня бросилась ко мне на шею, и расплакалась, а я стоял и не знал, как её успокоить, держа в руках небольшой букетик цветов.
– Хорош сопли распускать! – услышали мы голос Александра. – Пошли, а то скоро обед у чиновников, а я обещал в ЗАГСе, что приведу вас до обеда!
Мы улыбнулись ему, да и всем остальным парням, я вытер у Ани слёзы, отдал ей букетик цветов, и все вместе направились в здание Дома Советов.
Нас приняли сразу, что-то долго говорили, что-то мы подписывали, потом целовались. Всё это было, как во сне. Если бы не Саша, то я не знаю, как бы мы управились с Аней. Он даже кольца нам подарил, правда, не золотые, но зато серебряные, чему были несказанно рады.
Выйдя из здания, я облегчённо вздохнул и, слегка прослезившись, обнял Сашу, а затем и других парней, которые все нас поздравляли.
– Ну и чо планируете дальше? – спросил Александр, с улыбкой посматривая на нас.
– Да в общежитие, куда нам ещё! – произнёс я, пожав плечами. – Хотя мне, вернее нам, надо будет с тобой поговорить!
– Так! Разговоры потом, а сейчас идём к родителям, и не бойтесь! Вы же муж и жена официально, так что никуда уже не денутся, а гости поедут к себе домой! – сказал он и, подхватив Аню с другой стороны под руку, направился в сторону их дома.
Я видел, как Аня даже дрожала от страха, но не сопротивлялась. Боялся и я, но был вынужден подчиниться, понимая, что уже ничего поменять нельзя, да и не надо.
Когда мы подошли к дому, из калитки выбежали сестрёнки Ани, а на лавке сидел Иван, посматривая по сторонам. Через несколько секунд появился и отец, а следом за ним мать.
– Так, предки! – опередив всех, произнёс Александр, широко улыбаясь – Я официально вам сообщаю, что Аня вышла замуж за Павла, поэтому прошу любить и жаловать, хоть вам это и не нравится.
Никто не кричал, все молча вошли во двор и направились в сад, где были установлены столы в ожидании гостей.
– Ну и что я буду людям говорить, антихристы! – спросила мать, глядя на нас.
– Не переживай мать! – произнёс Саша. – Я это возьму на себя, так что успокойся.
Отец молча подошёл к столу, открыл бутылку водки, стоящую на столе, и разлил её по стаканам, кивнув всем собравшимся, показывая на стол.
Выпили молча, после чего отец крякнул, и сказал. – Вроде как бы горько!
Все сразу заулыбались и стали кричать горько. Нам ничего не оставалось, как обняться и поцеловаться. Свадьба получилась сама по себе.
Самое интересное то, что за Аней так никто и не приехал. Только уже через год мы, чисто случайно, узнали, что отца этого парня арестовали перед поездкой за невестой, а через неделю расстреляли, как врага народа!
02.06.2015 год.
Веха!
Разлом!
Часть вторая!
К осени начались репрессии по всей стране. Расстреливали не только за измену Родины, коей и не было, но уничтожали людей, которые просто высказывали своё видение того, или иного.
Начались гонения на коммунистов, которые искренне боролись за Советскую Власть, но не хотели мириться с тем порядком, которые навязывали ГПУ, а затем и НКВД. Если честно, то началось сумасшествие. Люди стали подозревать друг друга, прислушиваться к высказываниям соседей, коллегам по работе. Если надо было убрать не угодного, достаточно было написать анонимку в органы, и человек, в лучшем случае, попадал на десять лет каторги.
Для государства необходимо было золото и другие драгметаллы, которые в основном добывались в Сибири и на Крайнем Севере. Вот именно там и стали возводиться охраняемые зоны, куда и ссылали так называемых врагов народа, которые, своими жизнями, пополняли казну государства.