Великая империя зла
Шрифт:
Шла война, и царю, время от времени, доставалось.
И он никак не мог простить какому-то князю о том, что тот не выполнил до конца его поручение.
Царь нервничал. Его можно было понять. Россия теряла территории одну за другой, и ей никак не удавалось вырваться из полосы поражений, преследовавших ее последнее время.
Наконец, царь смилостивился и, вставая с только ему надлежащего трона, произнес:
– Ну, встань, встань, пес шелудивый. Нечего валяться у моих ног..., - но тут узрев, что полы кафтана все в крови, он вновь разъярился, на ходу подбирая нужные слова, - ты..., ты, - задыхаясь, кричал царь, - посмел своей кривой рожей прикоснуться к моему царскому одеянию. Так, вот же тебе, вот..., - и царь снова и снова бил ни в чем не повинного человека, то и дело уклонявшегося в сторону от его жалящего скипетра.
На руках у защищавшегося вздымались пузыри, и тут же лопались от бурлящей в них крови. Кафтан все больше и больше обретал вид багрового листа.
Наконец, человечек не выдержал и, видимо, устав защищаться, отвел руки в сторону.
Очередной удар пришелся ему в голову. Череп с жутким треском не выдержал, и голова почти раскололась надвое, образовав в своих очертаниях какую-то вязкую яму...
Царь остановился в ужасе содеянного, а в его руках так и застыл скипетр с какой-то неизвестной ему тянущейся жидкостью.
Дворовые люди тихо удалялись, боясь гнева царя дальше, но тот стоял и, тупо уставившись, смотрел на павшее под ним мертвое тело его подручного.
Наконец, он вышел из этого минутного оцепенения и с отвращением отбросил в сторону скипетр.
– О, Господи, спаси мя и помилуй. Не хотел я этого, ей Богу, не хотел, - и царь, опустившись на колени, начал было молиться, но краем глаза завидев, что за ним подглядывают, быстро встал и крикнул во всю силу, только ему надлежащего голоса.
– Стража, эй, где вы там, окаянные. Унесите скорее это чрево и принесите новые одежды.
Спустя минут пятнадцать, когда все было убрано, царь вновь уселся на трон.
Руки его все еще нервно вздрагивали, и ему приходилось то и дело их усмирять. Наконец, он немного успокоился и крикнул снова:
– Подайте сюда мне посла моего в Турции, - и принялся ожидать исполнения.
Через минуту в палате появился невысокого роста человек, испуганно глядя царю в лицо. Он то и дело отвешивал поклоны, продвигаясь к нему ближе, и где-то в метрах пяти остановился в глубоком поклоне.
– Чего боишься, - проговорил царь, - подходи ближе. Коли надо я и там тебя достану.
Человек снова опасливо посмотрел прямо царю в глаза и пододвинулся несколько ближе, на что тот почему-то усмехнулся и сказал.
– Не бойся, тебе говорят. Я же сказал, тебя не трону.
– Знаю я вас, государь, - выдавил из себя слово человек, - подойди ближе, то получишь прямо в лоб, несмотря ни на что.
Царь засмеялся, а затем сурово произнес:
– Ты что, не ведаешь, что говоришь? Как смеешь со мной так разговаривать. Подойди ближе, сказал, не то точно в околот угодишь.
Человек молча повиновался и, подойдя к царю поближе, остановился, оставляя за собой право для побега в виде небольшой дистанции между ними.
Царь, завидев это, рассвирепел вновь, но спустя секунду успокоился, поняв, наконец, что этим ничего не добьется.
Поэтому, с минуту подумав о чем-то своем, далеком и не ведомом для его подчиненных, он произнес:
– Знаю, что поступил неправильно и знаю, что он не виноват. Но, как прикажешь поступать, когда твои приказы не исполняются?
– А в чем вы его обвиняете, государь?
– снова немного отодвинулся человек, опасаясь за свою драгоценную, как ему казалось, жизнь.
– Я его не обвиняю, а попросту ругаю..., - тут царь немного осекся, поняв, что произнес глупость, но затем поправился, - а точнее, ругал. Но, он меня не слушал, а искал прощения. И какое же нужно доказательство для того, чтобы понять, что человек пред тобою виновен, кроме мольбы о прощении. А разве не так ты мыслишь, а, отвечай?
– задал он вопрос.
– Так, так, - поспешил заверить ответчик.
– Знаю и так, что ответишь. Все вы на одно лицо. Лживы насквозь, псы негодные.
Человек молчал, наблюдая исподлобья за действиями своего царя.
Тот встал с трона и прошелся по палате, снова о чем-то размышляя.
– Я мыслю так, - обратился он вновь к застывшему на том же месте человеку, - надобно послать туда еще кого-то и довершить дело до конца. Как считаешь?
– и, посмотрев прямо в глаза служащему, спустя секунду махнул в отчаянии рукой, произнеся:
– Знаю и так, что ни черта не мыслишь. Ждешь, что я скажу тебе, и хвостом подвиливаешь, как преданный пес. Ну, что молчишь, хоть сейчас скажи что-либо.
Но человек упорно молчал, и царь в изнеможении вновь сел на трон.
– Ну, что за люди такие. Что за беспринципные твари в них живут. Ни ответа, ни хорошего слова не услышишь. Одно словоблудие. Как же мне с вами тяжело, - и царь заохал, застонал, переваливая голову со стороны в сторону.
Затем, остановившись, снова посмотрел на человека, так и стоявшего, подобно пню, перед ним, плюнул в сторону и сказал:
– Тьфу ты, бестия окаянная. Чего молчишь, как истукан? Язык проглотил что ли? Эй, стража, а ну, развяжите ему язык...
Те бросились живо к онемевшему от страха человеку, но на полпути царь их остановил.
– Стойте, пусть сам раскроет рот. А ну, скажи что-нибудь, - обратился он снова к человеку.
Тот молчал, а его остекленевшие глаза мертво смотрели на самого царя…
– О, господи, - пролепетал царь, - и этот отдал богу душу. Да, что ж, это такое. Скоро никого не останется, - и, обращаясь к страже, дополнил, - а ну, унесите его отсюда, а то жутко вонь идет от него, и позовите мне кого-то еще из этого приказа.