Великая победа на Дальнем Востоке. Август 1945 года: от Забайкалья до Кореи
Шрифт:
Ближе к вечеру над зданием штаба Квантунской армии был спущен японский флаг и поднят красный, советский. Боевые группы десанта заняли к тому времени железнодорожный вокзал, радиостанцию, электростанцию, здания телеграфа, телефона, почты, банка, жандармского и полицейского управлений. Десантники взяли под охрану армейские арсеналы и склады. Все делалось оперативно и тщательно.
У входа в дом, где расположился «штаб» полковника Артеменко, встал часовым не японский солдат, а совсем юный внук генерала Ямады. По древнему японскому обычаю покой почетных гостей оберегают самые близкие хозяину дома люди, и маленький наследник командующего Квантунской армией на посту служил лучшим доказательством и гарантией полной безопасности советских
И 16 августа столицу Великой Империи продолжали сотрясать слухи о новых и неожиданных «харакири» видных политиков и военных чинов. Покончил с собой экс-премьер, принц Коноэ. Его примеру последовали министры кабинета Судзуки, Кондзуми и Хасида, член Высшего совета по руководству войной генерал-лейтенант Синодзука, военный атташе в Швейцарии генерал-лейтенант Окамото, организатор фашистского движения молодежи генерал-майор Хасимото, заместитель начальника Генштаба армии генерал-майор Хитоци. Пронзил себя мечом начальник лагеря военнопленных полковник Суя. Смертную кару принял экс-премьер марионеточного правительства Маньчжоу-Го Чен Гунбо.
Панические доклады со всех фронтов в штаб Квантунской армии нарастали, будто снежный ком. На рассвете 16 августа генерал-лейтенант Усироку с дрожью в голосе доложил по телефону начальнику Оперативного отдела генерал-майору Мацумуре, что войска 3-го фронта разрезаны Советами на отдельные анклавы, устойчивой связи с которыми ввиду полной дезорганизации обороны он не имеет. Воздушной разведкой замечен подход свежих сил противника на Лубэйском направлении. Острие ударных танковых соединений генерала Кравченко все более смещается на юг, в направлении Мукдена. Кавалерийские дивизии Маньчжоу-Го и князя Дэ Вана сдают один рубеж за другим, беспорядочно отступают или сразу же сдаются в плен при первом соприкосновении с противником. Войска 17-й армии Советов атакуют Чифын, а соединения генерала Плиева прорвались на дальние подступы к Жэхэ, ведут бои в Калганском укрепрайоне. Его приказ о капитуляции и сдаче оружия гарнизоном укрепрайона отвергнут.
Сообщение генерал-лейтенанта Микио о том, что гарнизон Хайларского укрепрайона еще продолжает удерживать некоторые свои позиции, было едва ли не единственным приятным известием из всех, поступивших с фронта 4-й отдельной армии. Надежд на то, что Ганцзыский узел сопротивления устоит еще хотя бы несколько дней, не оставалось. Совсем не было времени подумать, куда же перемещать армейский штаб из Цицикара, если войска 2-го Дальневосточного фронта генерала Пуркаева появятся у его предместий.
Командующий 4-й отдельной армией не сомневался в прочности оборонительных позиций на Харбинском рубеже, но теперь ему было уже совершенно ясно, что наличных сил для их защиты совершенно недостаточно. Две смешанные бригады, 47-я и 131-я, конечно, не устоят. Попытка получить что-то из резерва Квантунской армии закончилась категорическим отказом. Генерал Ямада заявил в ответ на просьбу командарма 4-й отдельной армии, что все силы брошены им на защиту Чанчуня и Мукдена, поскольку танковые соединения Забайкальского фронта находятся от этих важнейших центров Маньчжурии всего в двух-трех дневных переходах.
На глазах рушился 1-й фронт. Утрата Муданьцзяна окончательно подорвала оборонительные возможности войск генерал-лейтенанта Кита. Полный разгром 5-й армии генерал-лейтенанта Симидзу на Муданьцзянском рубеже решил судьбу не только одной этой армии. В безнадежном положении сразу оказались и войска смежной 3-й армии генерал-лейтенанта Суроками. Чтобы не попасть в окружение в районе Яньцзы, ее главные силы начали спешный отход в направлении Диньхуа и Фусуна, к истокам Сунгари.
Положение войск 1-го фронта стало безнадежным, когда в середине дня 16 августа генерал-лейтенанту Суроками стало известно об утрате Сейсина. Со стороны побережья соединения 25-й армии генерала Чистякова и десантные части Тихоокеанского флота обходили
Начальник Генштаба армии генерал Умэдзу, на которого после самоубийства военного министра генерала Анами свалились все военные заботы, мучительно искал ответ на главный вопрос: «Что делать дальше?». По решению императора надо было отдавать войскам на всех фронтах приказ о безоговорочной капитуляции, но так не хотелось это делать. Особенно в отношении Квантунской армии, которой он в середине тридцатых командовал несколько лет и всегда поэтому считал ее войска надежным и непробиваемым оборонительным бастионом на материке.
В столице Великой Империи царил полный разор. Продолжалось формирование нового правительства, но надолго ли хватит и его, если со дня на день в Токио могут нагрянуть победители — американцы? Опытный военный стратег хорошо понимал, что, по образу и подобию поверженной Германии, представители союзных держав назначат подписание акта о безоговорочной капитуляции здесь, в столице Великой Империи, чтобы лишний раз унизить Японию и подчеркнуть свое военное превосходство.
Генерал Умэдзу позвонил в Чанчунь, задал командующему Квантунской армией неопределенный вопрос:
— Вы знаете, генерал Ямада, о том, что Япония приняла условия Потсдамской декларации союзных держав о безоговорочной капитуляции?
Командующий Квантунской армией подтвердил:
— Да, генерал Умэдзу, я знаю об этом пока что из поступивших радиосообщений. Но никаких указаний Генштаба, вытекающих из этого факта, я пока что из Токио не получал.
Начальник Генштаба армии продолжил «игру слов»:
— Надеюсь, Ямада, вы понимаете, что они будут исчерпывающими? Я не могу идти против воли императора. Наша борьба с генералом Анами против этого предательства на заседаниях Высшего совета по руководству войной и в Ставке не увенчалась успехом.
— Положение на континенте, Умэдзу, катастрофическое. Танковая армада Забайкальского фронта, преодолев Большой Хинган, находится в ста пятидесяти километрах от Чанчуня. Мосты на Ляохэ взорваны нами или смыты наводнением, но это вряд ли их остановит. Гарнизон Чанчуня урезан мною до пятнадцати тысяч. Что-то взять из него и бросить навстречу войскам Кравченко я не могу. Невозможно оставить армейский штаб беззащитным. Мало ли что может произойти.
— Хайлар и Калган уже утрачены, Ямада?
— Там продолжается очаговое сопротивление. Но из района Датуна перешла в наступление и наносит удар во фланг войскам 3-го фронта 8-я армия коммунистического Китая. Это, по-моему, окончательно решит судьбу Калганского укрепрайона. Резервов, чтобы немедленно подкрепить его гарнизон, у генерала Усироку нет.
— Нэхэ и Хайлунь еще в наших руках? — продолжал уточнять обстановку в Северной Маньчжурии генерал Умэдзу.
— Пока в наших, Умэдзу, — в голосе командующего Квантунской армией не чувствовалось уверенности. — Но в любой момент обстановка и там может измениться в худшую сторону. Русские уже преодолели Малый Хинган.
— Можно ли надеяться, Ямада, что войскам генерала Микио удастся остановить Советы на Харбинском рубеже?
— Нет, Умэдзу, сегодня я ни за что поручиться не могу. Мы так уверовали в неприступность наших укрепрайонов на Приморском направлении, но вот и они не устояли, — командующий Квантунской армией продолжал сгущать краски. — Оборонительные рубежи на реках Мулинхэ и Муданьцзян тоже представлялись нашему командованию долговременными и прочными. Но позиции на Мулинхэ остались позади, Муданьцзян тоже пришлось сдать. Теперь у меня нет сомнений, что группировка Красной Армии не менее чем в три-четыре раза превосходит мои реальные силы на континенте.