Велики амбиции, да мала амуниция
Шрифт:
– Может быть, случайно. В спешке взял все бумаги, что были, не разбирая… – пожал плечами Немировский.
– Да, это возможно… Но мне ещё одна деталь не даёт покоя, Николай Степанович.
– Что именно?
– Другая женщина, о которой говорила Иделька Василь Васильичу.
– Дама под вуалью? Она может и вовсе не быть причастной к этому делу… В общем, сейчас нам нужно, во что бы то ни стало, найти «Белый бурнус». Остальное – вторично. Чертовщина какая-то: все этот «бурнус» видели, но никто о нём ничего не знает!
– Княжна не видела.
– Да,
– Мне безумно жалко дочь Лавровича. Ведь она осталась совершенно одна, без защиты… И завещание пропало. Она не может получить своего наследства. Мы должны найти этого негодяя!
– Найдём. Вот, только не уверен, что наследство послужит благу этой девочки. Вы правы, ей нужна защита… А деньги… Деньги тут не помогут…
– Иногда деньги решают всю жизнь, – вздохнул Вигель.
Николай Степанович внимательно посмотрел на него:
– Это вы о себе теперь?
– И о себе тоже… Ах, Николай Степанович, служба – это, конечно, хорошо. Но так хочется простого человеческого счастья! Хотя, может, и нет его… У вас уже есть план, как искать этого Георгия?
– Пока нет… Но будет, – отозвался Немировский. – Всему своё время. А сейчас время выпить горячего чаю. Я, признаться, продрог до костей дорогой.
– Да, холодает…
– Рождество на носу! Как же иначе? Скоро такие морозы ударят, что держись! – Николай Степанович зябко передёрнул плечами. – Кстати, Анна Степановна передавала вам поклон и просит бывать у неё. Она приглашает вас к нам на Рождество. И я к её приглашению присоединяюсь. Если, конечно, других планов у вас нет.
– Боюсь, что других планов нет и не будет. А потому я вам очень благодарен и с радостью ваше приглашение принимаю. Передавайте мой нижайший поклон Анне Степановне, – ответил Вигель.
– И замечательно! Она будет вам очень рада. Вы, Пётр Андреевич, ей весьма пришлись по душе. А моя сестра удивительно хорошо разбирается в людях.
– Как её здоровье?
– Вы знаете, лучше. Даже ходила с нашей экономкой на службу. Собирались днями ехать в какой-то монастырь. Вы себе не представляете: Соня обнаружила там какого-то не то юродивого, не то прорицателя… К нему теперь многие ходят. Этакая новая московская достопримечательность. Так вот моя Анна Степановна загорелась желанием тоже увидеть его и с ним говорить! Что за причуда! Вот, собираются…
Николай Степанович налил себе полный стакан крепкого чаю и стал пить мелкими глотками.
– Кстати, Анна Степановна говорила, будто вы ей стихи какие-то обещали… Вы стихи пишите?
– Иногда…
– Сколько в вас, однако, талантов. Вот, будете у нас, непременно захватите. Моя сестра очень любит… Пушкина и Жуковского наизусть читает. Целые поэмы!
– Так я ведь не Пушкин…
– А это, мой друг, неважно. Главное, чтобы от души писано было. Это ведь сразу чувствуется: где от души писано, а где для дураковаляния. Можно написать мастерски да без души, а можно с огрехами, а так, что душа все их покроет.
– Как вы думаете, Николай Степанович, есть ли счастье на земле? – вдруг спросил Вигель.
– У Бога, Пётр Андреевич, всего много. Вероятно, и счастье где-нибудь да есть!
***
Красные стены Донского монастыря величественно выступали из белых объятий снега, вздымаясь к ясным, залитым солнцем небесам. В храме, украшенном уже еловыми ветками, шла служба.
– Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас! – тянули хрустальными голосами певчие.
– Аки херувимчики поют, – прослезилась Соня, крестясь.
Анна Степановна слабо улыбнулась. От большого скопления народа в храме было душно, и от этого у Кумариной начинала болеть голова. Она старалась не поднимать глаз ввысь, зная, что, стоит засмотреться на чудные росписи храма, голова закружится, и она, пожалуй, не устоит на ногах. Неподалёку стоял молодой семинарист с острым носом, длинными волосами и щёткою усов. «На Гоголя похож…» – подумала Анна Степановна.
– Слава Отцу и Сыну и Святому Духу и ныне, и присно, и вовеки веков! Аминь!
– Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй!
Когда служба окончилась, Кумарина, поддерживаемая под руку Соней, вышла из храма и, остановившись на ступенях его, глубоко вздохнула.
– Что с вами, барыня? Никак дурно сделалось? – забеспокоилась Соня. – Надо извозчика скорее и домой!
– Нет, Соня, – покачала головой Анна Степановна, – я такой путь проделала не для того, чтобы теперь домой ехать…
– Так, может, лучше в другой раз?
– Никаких других разов! У меня принцип: никогда не откладывать на завтра то, что могу сделать сегодня. Головную боль я уже заработала, так что теперь уж не всё ли равно?
В этот момент на лестнице показался семинарист, которого Кумарина заметила ещё во время службы.
– Ну-ка, позови его мне, Соня, – велела она.
Соня поправила платок и направилась к семинаристу. Тот со вниманием выслушал её и, подойдя к Кумариной, почтительно поклонился.
– Чем могу служить, сударыня? – спросил он.
– Верно ли говорят, будто здесь при монастыре некий прорицатель обитает? – спросила Анна Степановна.
– Мандрыга, что ли? Есть такой. Только он не при монастыре, а за монастырём в собственном домишке живёт.
– А не окажите ли вы нам любезность проводить нас до него?
– Отчего бы и нет? – пожал плечами семинарист.
Кумарина опёрлась на его руку, и они направились вдоль монастырской стены. Соня шла за ними, неся трость, которую отдала ей барыня.
– А что, собственно, известно об этом Мандрыге? – спросила Анна Степановна своего спутника.
– Странный человек. В Москву он приехал несколько лет назад. Говорят, будто бы он испанец. Да и по виду похож. Какой религии он, доподлинно неизвестно. В храме не бывает, хотя иконы в доме содержит. Прозывается Мандри. Но у нас его все Мандрыгой кличут.