Велики амбиции, да мала амуниция
Шрифт:
– Вот тебе на! – охнул пьянчуга. – Не было печали…
– Молчи ты, Аникушка! – прикрикнул на него трактирщик, подавая Петру Андреевичу золотистую уху, от духа которой внутри у Вигеля приятно защекотало. – Неужели в нашем городе завёлся какой-нибудь злодей? Уверяю вас, ваше благородие, что быть того не может… Я здесь всех, всех знаю, как свои пять пальцев…
– Не беспокойтесь… – Вигель запнулся, не зная имени трактирщика.
– Иван Алексеевич, – подсказал тот.
– Не беспокойтесь, Иван Алексеевич. Просто мы расследуем дело об убийстве человека, который лишь недавно прибыл в Москву из вашего города. Видите ли, в Москве он не успел нажить
– О ком же идёт речь, позвольте осведомиться? Я здесь всех знаю…
– Это кстати, что вы всех знаете. Знакомо вам имя Лавровича Михаила Осиповича? – спросил Вигель, хлебая горячую уху.
– Как же! Вестимо, что знакомо… Так это что же, его убили?
– Увы.
– Вот, тебе на! – ахнул пьянчуга.
– Упокой, Господи, душу раба твоего… – вздохнул поп, крестясь.
– А и поделом ему, собаке! – вдруг сказал пьянчуга, вскидывая голову. – Есть всё-таки справедливость на свете! – с этими словами он напялил лежавший рядом картуз и, шатаясь, вышел из трактира.
Пётр Андреевич вопросительно взглянул на трактирщика. Тот сел напротив него и, погладив затылок, сказал:
– Я вам честно скажу, господин Вигель, Лавровича у нас в городе уже давно не любили. Он держал лавку ссудную и проценты драл просто нечеловеческие… В большом городе это ещё терпимо, но здесь, где все друг у друга на виду… А ещё эта его охочесть до женского полу… Нет, ну, конечно, всякое бывает… Кто без греха! Но для Лавровича это было что-то вроде игры… А в маленьком городе разве скроешь?
– Скажите, а человек, что сейчас вышел, кто он?
– Аникушка Перфильев…
– А что у него за счёты с Лавровичем? Тут женщина замешана?
– Нет, тут как раз распря из-за денег вышла… Покойный отец Аникушки задолжал Лавровичу изрядную сумму. А с процентами она и ещё куда важнее сделалась… Аникушка-то про отцовы дела не очень ведал, а с Лавровичем дружбу водил… То есть, как сказать… В общем, хотелось ему дюже на Лавровича походить: чтобы и обед царский, и женщины, и положение… Везде-то он за ним ходил, опыту набирался. Мечтал своё дело открыть. «Вот, буду, – говорил, – богатым, как Мишка, так вы уже со мной запанибрата и свысока не посмеете: Аникеем Гавриловичем звать станете и услужать!» Дурак… Так, вот, когда родитель его помре, так Аникушка Лавровича стал упрашивать должок ему по старой дружбе скостить, а тот ни в какую: выплачивай всё немедля и хоть убейся! Аникушке всё имущество распродать пришлось. Ну, с той поры и началась эта распря. Аникушка местных, тех, что победнее да попьянее, подбивать стал дом Лавровичу спалить. Вот, вскорости после этого он отсюда и уехал.
– Что ж, выходит, испугался угроз? – удивился Вигель.
– Я точно не знаю, что там произошло… – признался трактирщик. – Вообще говоря, Михаил Осипович о Москве давно думал… Может, это просто подхлестнуло его… Да и жестоко он разобиделся, что купец Иртеньев за него свою дочь не отдал.
– Отчего же не отдал?
– Так охочесть Михаила Осиповича до баб всем известна была… Какой отец своей дочери такого мужа пожелает? Тем более, отец состоятельный!
Вигель задумался, а затем спросил:
– А не уезжал ли Перфильев в последнее время из города?
– Вы что, думаете, что он в Москву ездил Лавровича убивать? – усмехнулся трактирщик. – Что вы! Аникушка пьянчуга, а не убивец…
– И всё-таки?
– Не отлучался он, ваше благородие. Истинный крест вам даю. Я бы знал! Он ведь целыми днями у меня в заведении сидит или по улицам в пьяном безобразии шатается! Никуда он не уезжал.
Пётр Андреевич выпил два стакана горячего чаю и спросил трактирщика:
– Вы говорили о женщинах Лавровича… Были какие-то скандалы у вас, с этим связанные?
– Да ничего особенного… Ну, бывалочи застукает муж свою благоверную с Михал Осипычем… Ну, так тут всё по старинке: ему – в глаз, её – вожжами… Дело семейное…
Поп поставил блюдце на стол, крякнул:
– Ты, Ваня, гостю всё рассказал, а про самое-то главное умолчал… Была у нас, господин Вигель, одна прискорбная история. Да Ваня вам об ней не скажет: у него она до сей поры на сердце язвой…
Трактирщик отошёл за стойку и стал с видимым равнодушием протирать рюмки, бросив лишь:
– А об этом пущай отец Демьян повествует, коли сан позволяет…
Отец Демьян погладил бороду и сказал Петру Андреевичу:
– Идёмте. Мне уж пора в храм идти, скоро служба… Я вам дорогой расскажу…
Вигель расплатился с трактирщиком и вышел следом за священником. Поп перекрестился, глубоко вздохнув:
– Благодать-то какая! – и, взяв Петра Андреевича под руку, неспешно пошёл по дороге. – Слушайте же! Лет семнадцать тому назад жили в нашем городе две сестры: Татьяна и Глафира. Родители их померли, а потому старшая младшей за мать была. Жили бедно, добрые люди им помогали, Татьяна и работницей была редкой: кому нянька нужна была, кому по дому подсобить – все её звали. А сестра её зело собою хороша была. Так хороша, что и не сказать! В общем, большое влечение к ней Михаил Осипович обнаружил. Он тогда ещё молод был… В общем, случилась меж ними, прости Господи, любовь. А у нас разве же сокроешь такое? Ему-то – что? А ей по улицам пройти невозможно сделалось – все на неё пальцами указывали да судачили… И Ванька-трактирщик (тогда он ещё половым был) пуще других, потому что сам на Глафиру виды имел и взревновал сильно… А Михаил Осипович жениться на ней не пожелал, сказав, что ему капиталом обзавестись сперва надо, а семьёй – уж погодя. А девица-то позора и обмана не снесла – утопилась. Только платок её на берегу и нашли да записку… В пруду, что подле слободы нашей утопла, где грозный царь свою супругу утопил в своё время… Страшное и горькое дело… Михаил Осипович тогда чернее тучи ходил… И Иван Алексеевич тоже зело сокрушался…
– А что же Татьяна? – спросил Вигель.
– В инокини пошла, сестрин грех замаливать…
– Батюшка, а вы не знаете, отлучался ли кто-нибудь из города в последнее время?
Отец Демьян посмотрел на Петра Андреевича ясными глазами и покачал головой:
– Иван здесь был. Он не врёт, когда говорит, что всё и обо всех здесь знает. Так что насчёт этого спокойны можете быть.
– А могу ли я поговорить с Татьяной?
– С инокиней Евфросиньей? А зачем вам?
– Мало ли… Служба у меня такая, отец Демьян: никогда не знаешь, где какая зацепка обнаружиться может.
– Поговорите… Если она, конечно, пожелает.
– А где её искать? В монастыре?
– Зачем так далеко? На кладбище, – ответил поп.
– На кладбище?
– Да, она там большую часть времени проводит… Больна она стала, господин Вигель. Не жилица уже… Вот, и досрочно на кладбище перекочевала почти. Ходит там меж крестов, сидит часами… Как призрак, честно слово! У нас её иные боятся даже. Вы теперь и идите туда: наверняка она на погосте.
– Спасибо, батюшка, – поблагодарил Пётр Андреевич и, ускорив шаг, направился к кладбищу.