Велики амбиции, да мала амуниция
Шрифт:
– Мне, Зинаида Прокофьевна, всех жалко, – ответил Сергей. – Только какой вы ещё, право, ребёнок!
– Почему же это?
– Ну, подумайте: нам ли с вами просвещать народ? Или тем юным сердцам, о которых вы говорили? Чтобы кого-то учить, нужно собственный фундамент иметь. Грамота – да, польза. Но с нею принесут самозваные учителя борения и муки гордого своего разума, больной души своей! Мало грамоту дать человеку. Его воспитать надо! А, прежде чем кого-то воспитывать, нужно себя, себя самих воспитать! А иначе плохо будет! Совсем нехорошо! Человек во внутреннем развитии своём, в повадках оставшийся невежей, но получивший
– Гоголь – ретроград! – махнула рукой Зиночка. – А, вот, Некрасов, Белинский…
– Гордецы великие!
– Вы, должно быть, просто трусите!
– Чего трушу? – не понял Никитенко.
– В народ со мной идти и новое учение нести ему!
– Признаюсь, я не хотел бы идти в народ. И ещё более не хотел бы, чтобы этим делом занялись вы. Но, если будет такое ваше решение, то я пойду за вами, потому как больше мне деваться некуда.
– И на том спасибо! – улыбнулась Зиночка. – Поглядите-ка, уж и вечер совсем!
В самом деле, комната Зины уже давно погрузилась во мрак, рассеиваемый лишь мерцанием звёзд и светом луны.
– Я сейчас свет зажгу, – сказал Сергей, поднимаясь.
– Не нужно! Лучше пойдёмте к окну, и вы мне расскажите о звёздах. Вы о них очень хорошо рассказывать умеете, – Зиночка подошла к окну, не выпуская руки Никитенко.
Ночь была на редкость звёздной. Девушка прислонилась лбом к холодному стеклу и заметила:
– А всё-таки науки лишают наш мир поэзии… Вы со мной согласны? Например, учёные доказали, что звёзды – всего лишь далёкие планеты. А как бы хотелось верить, подобно древним, что это глаза ушедших людей, которые смотрят на нас… Что и мы уйдём туда и будем так же сиять нашим потомкам…
– А только что собирались науками народ просвещать, – покачал головой Никитенко.
– Это… другое дело, Сергей Никитич…
– Я не думаю, что наука отняла у звёзд поэтичность. Ведь подумайте: может быть, когда-то наши далёкие потомки смогут добраться да этих неведомых планет…
– Какой вы мечтатель, Сергей Никитич! Я и не подозревала. И вы бы хотели полететь на какую-нибудь из этих звёзд и жить на ней?
– Хотел бы… Здесь мне больно, Зинаида Прокофьевна… Всё – больно. Жить – больно. Вздохнуть, ступить, смотреть по сторонам… Вот, вы меня давеча упрекнули, что людей мне не жалко! А я по иным улицам ходить без боли не могу от жалости к людям! Потому что подойдёт ко мне девочка, попросит копеечку на хлебушек, а во мне нутро всё переворачивается! Ведь любой обидеть её может, и что-то будет с ней? Мне зажмуриться хочется, чтобы не видеть страданий людских! И самого себя не знать и не чувствовать! Мне и молитва с трудом даётся: потому что жалко всех, и от этого вера слабеет… Мне даже молиться больно! Даже Бог для меня – боль! И как же жить? Я слов молитвенных «не дай мне окамененного нечувствия» произнести не могу! Потому что рвётся из души: дай! Я потому так звёзды люблю, что они мне боли не доставляют. Они и деревья зелёные… Звёзды больше люблю… Потому что дерево человек срубить может, а звезду никакая сила не тронет…
На улице заскрипели полозья саней, и вот уже перед дверями остановилась изящная «эгоистка», из которой вышел франтоватый молодой господин в шубе и с тростью. Зиночка вздрогнула и вымолвила:
– Он!!! Сергей Никитич, миленький, он приехал! – и, поцеловав на радостях Никитенко в щёку, она опрометью побежала навстречу дорогому гостю.
Сергей в изнеможении опустился на край стола и утёр платком капли выступившего пота. Ему хотелось упасть на кровать и застыть навечно, забыться, но какая-то сила удерживала его, не позволяла поддаться слабости. Он поднёс руку к груди, и с его бледных уст сорвалось одно только слово:
– Больно…
Между тем, Зиночка уже встречала приехавшего Анатоля. Он был одет в этот вечер необыкновенно элегантно, даже вычурно. Едва войдя, Анатоль вручил вышедшим встречать его Зиночке и Нине Марковне букет цветов, огромную коробку конфет и бутылку Ланинского шампанского.
– Ах, цветы! Зимой цветы – как чудесно! – захлопала в ладоши Зиночка.
Нина Марковна с сомнением посмотрела на шампанское:
– Что это ты, батюшка, удумал? Нонеча на дворе пост, а ты вино тащишь…
– Сегодня такой повод, что без вина никак! – отозвался Анатоль. – Пожалуйста, Нина Марковна, поставьте цветы в вазу…
Старуха покривилась и ушла, а Анатоль крепко обнял Зиночку.
– А я думала, ты забыл меня, – сказала девушка. – Отчего ты так долго не был у нас? И матушка беспокоилась…
– Как её здоровье?
– Неважно. Мигрень… Так почему же тебя так долго не было? И что значит столь блестящее появление?
– Идём к твоей матушке. Я вам обоим всё расскажу. О, мне очень много, что есть вам рассказать!
Анатоль и Зиночка направились в гостиную, где навстречу им поднялась, звякнув браслетами, Евдокия Васильевна:
– Ну, здравствуй, мон ами! Что же ты позабыл нас совсем? Не заходишь? Хоть бы записку прислал! Ты уж не взыщи, сударь мой, но мне твои исчезновения уж очень не нравятся! Изволь объясниться!
– Так я с тем и приехал, дражайшая Евдокия Васильевна, чтобы объясниться! – улыбнулся Анатоль. – Но сперва позвольте вручить вам и вашей дочери небольшие презенты! – с этими словами он извлёк из внутреннего кармана сюртука два футляра и вручил их дамам. Евдокии Васильевне достались золотые серьги с гранатами, а Зиночке – нитка разового жемчуга. Девушка восторженно ахнула, а пожилая барыня развела руками:
– Что-то ты, сударь мой, чересчур нас баловать изволишь! До праздника ещё месяц почти, а ты с такими дарами явился… Спасибо, конечно… Но, однако же, мы ждём объяснений.
– А объяснение простое: я днями наследство получил весьма недурное и оттого не наведывался, что о нём хлопотал. Теперь же дельце обделано так, что держись, и я у ваших ног, как сказал поэт!
– Поздравляю тебя, мон ами! Это и впрямь весьма приятное известие… Что же ты теперь делать намереваешься? – спросила Луцкая.
– То, что давно уже хотел, – ответил Анатоль, опускаясь на колени. – Высокочтимая Евдокия Васильевна, я сегодня не случайно явился при таком параде. Я пришёл к вам с тем, чтобы просить у вас руки вашей дочери, которую полюбил с самой первой встречи нашей! Не откажите мне, покорнейше прошу и земно кланяюсь вам!
– Зизи, ты слышала?.. – промолвила Луцкая, едва сдерживая радость.
– Благословите нас, матушка! – Зиночка опустилась на колени рядом с женихом. – Вы ведь знаете, сколь сильно я люблю его!