Великие императоры времени
Шрифт:
А теперь, переходим ко второму «богу» земному, который также славы той захотел, да так в ней и утоп от величины лавров, на голову возлагающихся.
Но обо всем сама душа та скажет, и обо всем я дополнительно скажу, ибо души те не всегда совестно говорят.
Все к хитрости прибегают. Хотят человеками выглядеть в глазах ваших.
Ну да, ладно. Посмотрите сами. А сейчас, идите дальше прямо и ничего не бойтесь.
Тихо душу иную подзовите, и она вмиг пред вами стоять будет. Шепот ей ближе всего, и она тут же появится.
Все.
Глава 5
Общий любимец "Аристотель", или слава одному
Согласно слову божьему мы и поступаем. Тихо душу ту подзываем, и вот она пред нами воочию становится.
Какая-то несуразная она и сразу не разберешь, где что и находится.
Бог поясняет то по-своему.
– Это от лавров великих, на голову и тело возлагающихся. Та душа к ним припала, что и по сей день в гнете том состоит. Только очистившись совершенно, сможет она их отбросить. Но вы не стоймя стойте, а спросите чего, а
то она, ничего для себя не поведав, скрыться может.
– О чем спрашивать?
– сами мы у Бога спрашиваем.
– Да, все о том же. Допрос по времени исполнять надо.
– Хорошо, - мы отвечаем и тут же душу ту опрашиваем, - кем зовешься ты и как на трон тот вылез, императорским зовущийся?
– Апостократ я, - душа та, в лаврах гибнуща, отвечает, победно голову свою держа и на нас откровенно глядячи.
– Откуда в Рим прибыл и почему стал там править?
– Родом я из Плотомены, - отвечает Апостократ, -еще Антилохией ее называют. Это страна отца моего, царя великого. При жизни отца я не видел. Воспитывала меня семья другая. Вечно шептались те родители между собою, да еще другие возле них делали то же. Вот я с возрасту малого к шепоту
и привык. Знать многое хотелось о себе и о других также. К Риму не сразу пробился. Грек по роду я своему. Потому, для того, чтобы достичь означенного, а с детства я в себе такую мысль обнаружил, надо было вначале мне римлянином стать. Потихоньку взрастая, я все подмечал и знал, о чем люди шепот ведут. Толковали они, что царь есть где-то ослепленный, и подле него никого нет. Помета не было никакого по роду людскому.
– Аристотель, сей лжец великий, и тут неправду молвит, - Бог сие перебивает и своею речью дальше ведет.
– Говори правду, не то взыщу больше.
– Хорошо, - отвечает, тихо сопя, та душа и ведает уже по-другому.
– Сызмальства я делу одному пристрастился. Гол ходил и часто рукою блуд свой прикрывал. От того повелось мне так завсегда делать и время от времени услад свой я получал. Заметили то родители мои приемные и наказали. Обозлился я против них и мзду свою уже по жизни взрослой сотворил. Отца того приемного ослепил и детородного органа лишил, а мать ту поверг собою и опосля жить оставил, чтоб слава о ней гадкая катилась. Историю ту я придумал по-другому и другу моему Софоклу поведал, указав имена другие и по-другому образы людские составив. Но то уже позже
Повзрослев немного, прослыхал я клич, что римский император бросил. К нему в ученики и подался. Там с Софоклом и другими познакомился. Там же Дамоклида повстречал, что в моей жизни сыграл роль особую. Когда отпустили нас, то я вновь к дому прибился, но ко времени тому многое изменилось. Прикинулся я неузнанным и в дом тот пробрался. Там грех совершил тот, о котором говорил, а после вроде бы спасителем в виде другом оказался и в доме том поселился, как другой человек.
Все почести мне воздавали и в первый раз лавром увенчали. Возле родителя того, мною ослепленного, я состоял и его рукою правил. Не знал он, что то я и есть и даже думать забыл о сыне том приемном.
Долго по времени правил я так изподтишка и к родительнице приемной по прошлому хаживал, как к жене своей. Знали об том люди, но боялись слово молвить. Думали, что могу я и их казнить, как врагов тех, мною придуманных.
Спустя время, надумал я умертвить родителя того и сделал это, обустроив дело по-хитрому. Стал я тогда настоящим правителем. И хотя не был царем, но почести те получал. Захотел спустя сжить со свету и женщину ту, что подле состояла. Вскоре дело свершил и один вовсе остался. Тут-то я уже мог, как хотел, развернуться и по-своему повести.
Прознал я про закон, что чтобы римлянином стать - надо на римлянке жениться. Наметил я себе одну такую и начал обхаживать всяко да того добиваться.
Но сделать то было трудно. Хоть и распутницы все были они, но чтобы женитьбу сотворить, нужно многое свершить.
Долго побивался я в женихах и всякое в ее указание чинил. Вконец, смилостивилась она предо мною и согласилась на брак тот. Возрадовался я тому, но оказалось рано.
Воспротивился тому ее отец, царем Анамгеноном зовущийся. Дочь звалась просто - Александра. Не захотел он, чтобы она за меня замуж шла.
Прослыхал он, что я безроден и к дому тому просто так подступился. Тогда, решил я пойти на хитрость. Взял и очистил конюшни Анамгеноновы от грязи великой, реку перегородив камнями большими и грязь ту вплавь пустив.
Порадовался царь тот делу тому и повелел другое сотворить для него. Велел, чтоб дом на горе стоял, под горою река текла и вниз спадала.
Такое уж мне не под силу было. И, вспомнив про друга своего Дамоклида, я к нему обратился.
Вдвоем мы то совершили быстро, вокруг дома того землю убрав, а реку в обиход пустив, да так, что с одной стороны она в дом тот большой входила, а с другой выходила, вниз спадая и грязь всегда унося.
Так получилось, что дом вроде бы на горе стоит, а река все уносит.
Похвалил меня царь за это и даже руку пожал, как римлянину, но все ж согласия пока не давал. Велел за другое браться. То пни корчевать заставлял, то поле быками вспахивать, то колос собирать, то зерно выдавливать или выжмакивать. В общем, года три на то дело ушло.
Вместе с Дамоклидом то все делали, но царю я его не показывал. Дочь его сама ко мне иногла приходила и уговаривала прекратить домогания. Мол, отец все равно не позволит сделать это. Но я упрям был и упрямство мое все же цели достигло.