Великий карбункул
Шрифт:
мере слух о нем, и разве не загадочны были его испуг и смятение при
неожиданном вопросе торговца? Если же к этому удивительному стечению
обстоятельств прибавить еще и то, что пущенный слух в точности
соответствовал склонностям и привычкам мистера Хиггинботема, что у него
действительно имелся фруктовый сад, а в саду груша святого Михаила, мимо
которой он всегда проходил с наступлением темноты, - улики становились столь
вескими, что Доминикус начинал
собственноручную подпись, на которую ссылался адвокат, или даже показания
племянницы. Дорогою ему также удалось узнать из осторожных расспросов, что у
мистера Хиггинботема был слуга ирландец, сомнительная личность, которого он
нанял без всяких рекомендаций, польстившись на дешевизну.
– Пусть меня самого повесят, - вскричал Доминнкус Пайк, въезжая на
вершину одинокого холма, - но я поверю, что старый Хиггинботем не повешен, только когда увижу его собственными глазами и услышу об этом из его
собственных уст! А так как он известный плут, то я еще потребую, чтобы
священник или другой почтенный человек поручился за его слова.
Уже темнело, когда он подъехал к сторожке у Кимболтонской заставы, отстоявшей примерно на четверть мили от самого городка. Серая кобылка бежала
резво и почти нагнала трусившего впереди верхового, который миновал шлагбаум
на несколько минут раньше Пайка, кивнул сторожу и продолжал свой путь.
Доминикус знавал сторожа и раньше и, покуда тот отсчитывал сдачу, обменялся
с ним обычными замечаниями о погоде.
– Скажите-ка, - спросил торговец, занося кнут, чтобы легче перышка
коснуться им крутого бока кобылки, - не видали вы за последние день-два
старого мистера Хиггинботема?
– Как же!
– отвечал сторож.
– Он только что перед вами проехал заставу, вон и сейчас еще маячит в темноте. Он нынче ездил в Вудфилд на торги. Обычно
старик останавливается потолковать со мною о том о сем, но сегодня он только
кивнул, точно хотел сказать: “Запиши за мной что следует”, - и проехал
дальше. Он, видите ли, где бы ни был, к восьми часам непременно возвращается
домой.
– Да, я слыхал об этом, - сказал Доминикус.
– Никогда не видел, чтобы человек был так желт и худ, как этот старый
сквайр, - продолжал сторож.
– Сегодня я как увидел его, так сейчас же
подумал: старик больше похож на привидение или на мумию египетскую, чем на
живого человека из плоти и крови.
Торговец вгляделся, напрягая глаза, и далеко впереди смутно различил
фигуру одинокого всадника. Ему показалось, что он узнал спину мистера
Хиггинботема, но вечерние тени
делали его очертания такими расплывчатыми и туманными, что казалось, будто
вся фигура таинственного старика вылеплена из серой сумеречной мглы.
Доминикус вздрогнул.
“Это он с того света возвращается через Кимболтонскую заставу”, -
подумал он.
Потом он дернул вожжи и поехал вперед, все на том же расстоянии следуя
за серой тенью, покуда та не исчезла за поворотом дороги. Когда торговец, в
свою очередь, доехал до поворота, ни лошади, ни всадника уже не было видно, но зато перед ним открылась главная улица городка и невдалеке площадь, где
несколько лавок и две харчевни сбились в кучу вокруг молитвенного дома.
Слева тянулась каменная стена, огораживавшая лесной участок, дальше за
воротами виднелся фруктовый сад, потом луг и, наконец, дом. То были владения
мистера Хиггинботема; прежде его дом стоял у самой проезжей дороги, но когда
в Кимболтоне устроили заставу, он оказался в стороне.
Доминикусу не раз случалось бывать в этих местах, и серая кобылка сама
остановилась, потому что, думая о своем, он позабыл натянуть вожжи. “Будь я
неладен, если проеду мимо этих ворот, - сказал он себе, весь дрожа.
– Не
знать мне покоя, покуда не погляжу, висит мистер Хиггинботем на груше
святого Михаила или не висит”. Он соскочил с зеленой повозки, накинул вожжи
на столб у ворот и пустился бежать по лесному участку так, словно нечистая
сила гналась за ним по пятам. В это самое время часы на башне начали бить
восемь, и с каждым ударом Доминикус прибавлял ходу, пока наконец на открытой
поляне посреди фруктового сада не обрисовалось в полумраке роковое дерево.
Огромный сук, отделяясь от узловатого искривленного ствола, торчал поперек
дорожки, отбрасывая густую тень. Внизу под суком происходила какая-то возня.
Наш торговец никогда не приписывал себе большей храбрости, чем
полагается мирным людям его промысла, и сам не мог бы объяснить, откуда
взялась у него такая прыть в этот решительный миг. Достоверно однако, что он
бросился вперед, ударом кнутовища сшиб с ног здоровенного ирландца и увидел
перед собой мистера Хиггинботема собственной персоной, который, правда, не
висел на груше святого Михаила, но стоял под ней весь дрожа, с веревкой на
шее.
– Мистер Хиггинботем, - сказал Доминикус срывающимся голосом.
– Вы
честный человек, и я поверю вам на слово. Скажите мне, повесили вас или нет?