Великий карбункул
Шрифт:
Если читатель до сих пор не разгадал еще секрета, достаточно будет
нескольких слов, чтобы объяснить ему несложную механику, благодаря которой
это грядущее событие заранее возвестило о себе. Трое людей сговорились убить
и ограбить мистера Хиггинботема; двое из них струсили и бежали один за
другим, тем самым оттянув преступление каждый на один день; а третий уже
начал приводить замысел в исполнение, когда был застигнут неожиданным
возмездием в лице Доминикуса
преданий, явился, повинуясь слепо зову судьбы.
Остается только сказать, что с этого дня старый мистер Хиггинботем
проникся необыкновенным расположением к табачному торговцу, благословил его
сердечную склонность к хорошенькой учительнице и весь свой капитал завещал
их детям, оговорив за родителями право пользования процентами. В надлежащий
срок он оказал им последнее благодеяние и умер христианской смертью в своей
постели, после какового прискорбного события Доминикус Пайк с семьей покинул
Кимболтон и открыл крупную табачную фабрику в моем родном городе.
Перевод Е. Калашниковой
Натаниэль Хоторн. Деревянная статуя Драуна
Как-то раз солнечным утром (дело происходило в городе Бостоне, в добрые
старые времена), молодой резчик по дереву, всем известный под именем Драуна, рассматривал толстый дубовый чурбан, который он собирался превратить в
резную фигуру на носу корабля. И в то время как он раздумывал, какую бы
форму и сходство лучше всего придать этому превосходному куску дерева, к
нему в мастерскую вошел некий капитан Ханнеуэлл, владелец и командир брига
“Полярная звезда”, недавно возвратившегося из своего первого плавания на
Файал.
– Как раз то, что мне нужно, Драун!
– воскликнул бравый капитан, постукивая по чурбану ротанговой тростью.
– Как раз то, что мне нужно! Я
заказываю вам из этого куска дуба носовое украшение для “Полярной звезды”.
Она показала себя самым быстроходным судном, когда-либо бороздившим океан, и
я хочу украсить ее нос красивейшей из статуй, какую только может человек
создать из куска дерева. И вы, Драун, как раз тот человек, который может это
сделать лучше кого бы то ни было.
– Вы, право же, преувеличиваете мои способности, капитан, - промолвил
резчик с притворной скромностью, за которой скрывалась уверенность в своем
мастерстве.
– Но ради вашего славного брига я готов сделать все, что в моих
силах. Какую же из этих фигур вы предпочитаете? Вот, - сказал он, указывая
на фигуру в половину человеческого роста с вытаращенными глазами, в белом
парике и алом кафтане, - отличная модель, портрет нашего милостивого короля.
А это доблестный
что вы скажете об этой Британии с трезубцем?
– Все они отменно хороши, Драун, - ответил капитан, - отменно хороши, но так как на океане нет корабля, равному моему бригу, я решил, что он
должен иметь на носу такое украшение, какое и старику Нептуну еще не
доводилось видеть. К тому же в этом деле есть тайна, и вы должны обещать мне
сохранить ее.
– Охотно, - ответил Драун, недоумевая, что за тайна может быть связана
с фигурой на носу корабля - украшением, предназначавшимся для обозрения
всего мира.
– Положитесь на меня, капитан, я сохраню вашу тайну, насколько
это позволит природа, моего ремесла!
Тогда капитан Ханнеуэлл, взяв Драуна за пуговицу жилета, поведал ему
свою тайну таким тихим голосом, что с нашей стороны было бы нескромным
повторить его слова, совершенно очевидно предназначавшиеся для уха одного
только резчика. Мы же воспользуемся представившимся случаем и познакомим
читателя с некоторыми обстоятельствами жизни самого Драуна.
Он был первым из известных нам американцев, кто стал заниматься, правда
в весьма скромных пределах, тем видом искусства, которое в настоящее время
насчитывает столько знаменитых или обещающих прославиться мастеров. Уже в
раннем детстве проявил он способность - ибо было бы преувеличением назвать
это талантом - способность, говорю я, воспроизводить человеческие фигуры в
любом из материалов, попадавшихся ему под руку. Каждую зиму снега Новой
Англии поставляли ему материал такой же сверкающей белизны, как мрамор
Пароса или Каррары; правда, прочность этого материала значительно уступала
прочности мрамора, зато находилась в полном соответствии с притязаниями на
бессмертие ледяных статуй юного ваятеля. Как бы то ни было, эти фигуры
вызывали восхищение судей даже более зрелых, чем его школьные товарищи, и
были выполнены весьма ловко, но без той внутренней теплоты, которая одна
только способна заставить снег таять под руками настоящего мастера. Став
старше, молодой человек обратился к сосне и дубу, как материалам, более
достойным его мастерства, которое к этому времени стало приносить ему
серебро в добавление к пустым похвалам, бывшим ранее единственной, но вполне
заслуженной наградой за произведения из быстро тающего снега. Он приобрел
известность своими маскаронами на фонтанах, деревянными вазами, венчавшими
столбы ворот, и украшениями для каминов, в которых было больше гротеска, чем