Великий карбункул
Шрифт:
не удастся возобновить аренду Губернаторского дома на столь же выгодных
условиях, как до сих пор.
Встретив такой радушный прием, мы с мистером Тиффани в роли
благодетелей без дальнейших церемоний воздали должное превосходному ужину.
Быть может, трапеза выглядела менее великолепно, чем те пиры, безмолвными
свидетелями которых бывали в минувшие времена обшитые панелями стены
Губернаторского дома; быть может, и хозяин наш выполнял обязанности
председателя с
гости являли собою менее внушительное зрелище, чем высокопоставленные особы
в напудренных париках и расшитых камзолах, пировавшие во время оно за
губернаторским столом, а ныне мирно спящие в своих украшенных гербами
склепах на кладбище Коппс-хилл или вокруг Королевской часовни; и все же я
осмелюсь утверждать, что никогда, со времен королевы Анны до самой Войны за
независимость, в этом доме не собиралось столь приятное общество. Особый
интерес сообщило нашей дружеской вечеринке присутствие одного почтенного
джентльмена, живо помнившего далекие события, связанные с именами Гейджа и
Хоу, и даже знавшего две-три не слишком достоверные истории из жизни
Хатчинсона. Он принадлежал к той небольшой, в наши дни почти исчезнувшей, группе людей, чья приверженность монархии и колониальной системе управления
со всеми ее атрибутами выдержала испытание временем и устояла против всех
демократических ересей. Юная королева Британии имеет в лице этого достойного
старца самого верного своего подданного; нет на земле человека, который
склонился бы перед ее троном с таким благоговением, как он; и хотя голова
его поседела уже при Республике, он до сих пор, особенно под хмельком, именует эту гуманную форму правления узурпацией. Сказать по правде, старый
монархист немало повидал на своем веку; жизнь его не баловала - зачастую он
оставался совсем без друзей, а если такие и находились, то в выборе их
нельзя было проявлять особой щепетильности, - и потому он вряд ли отказался
бы от стакана вина в доброй компании, будь его собутыльником сам Оливер
Кромвель или даже Джон Хэнкок - я уж не говорю о ныне здравствующих
демократических деятелях. Может статься, я еще вернусь к этому человеку и
более подробно познакомлю с ним читателя в одном из следующих рассказов о
Губернаторском доме.
В положенный час наш хозяин откупорил бутылку мадеры, отличавшейся
столь восхитительным вкусом и таким тонким ароматом, что происхождение ее не
оставляло никаких сомнений: перед тем как попасть к нам на стол, бутылка, надо полагать, пролежала долгие годы в сокровеннейшем тайнике
губернаторского погреба, куда предусмотрительно прятал лучшие вина
какой-нибудь неунывающий старый дворецкий, который позабыл передать свою
тайну потомству на смертном одре. Совершим же возлияние в память его, и да
почиет в мире красноносая тень нашего безвестного благодетеля! Мистер
Тиффани проявил незаурядное рвение, поглощая этот драгоценный напиток, и
после третьего стакана поведал нам одну из самых странных историй, которые
ему случалось откопать на чердаке своей памяти, где хранятся сокровища
старины. Я осмелился лишь слегка приукрасить эту легенду, которая была
примерно такова.
Вскоре после того, как полковник Шют взял в свои руки бразды правления
Массачусетсом, то есть лет сто двадцать тому назад, в Бостон приехала из
Англии знатная молодая дама, опекуном которой он был. Полковник состоял с
нею в весьма отдаленном родстве; но после того, как она лишилась всех своих
родных одного за другим, он оказался единственным близким ей человеком; и
потому леди Элинор Рочклиф, принадлежавшая к самым богатым и
аристократическим кругам Англии, решилась пересечь океан, чтобы навсегда
поселиться в Губернаторском доме. Добавим к этому, что супруга губернатора, когда леди Элинор еще в младенчестве осиротела, долгое время заменяла ей
мать и теперь с нетерпением ожидала приезда своей воспитанницы, полагая, что
красивая молодая женщина, живя в непритязательном обществе Новой Англии, окажется в несравненно большей безопасности, чем у себя на родине, где она
каждодневно подвергалась бы пагубному влиянию придворной суеты. Правда, если
бы губернатор и его супруга превыше всего пеклись о собственном спокойствии, они постарались бы избавиться от чести предоставить кров леди Элинор, ибо в
характере последней черты благородные и привлекательные соединялись с
неслыханным высокомерием и надменным сознанием собственного превосходства: она так гордилась своим происхождением и наружностью, что даже не пыталась
скрывать этого. Судя по многочисленным дошедшим до нас толкам, поведение
леди Элинор граничило чуть ли не с мономанией; будь ее поступки совершенно
здравыми, оставалось только ждать, что провидение рано или поздно жестоко
покарает столь непомерную гордыню. Так или иначе, оттенок таинственности, окрашивающий полузабытые легенды, связанные с ее именем, еще более
способствовал странному впечатлению, которое произвела рассказанная в тот
вечер история.
Корабль, доставивший леди Элинор, бросил якорь в Ньюпорте. откуда она
проследовала в Бостон в губернаторской карете, под охраной небольшой свиты