Великий карбункул
Шрифт:
из шести всадников. На пути через Корнхилл тяжелый громыхающий экипаж, запряженный четверкой вороных, привлекал всеобщее внимание; не меньшее
любопытство возбуждали гарцующие скакуны и блестящие кавалеры; их шпаги
свешивались до самого стремени, а за поясами торчали пистолеты в кобуре. С
дороги сквозь большие стекла кареты можно было различить силуэт леди Элинор, у которой царственная величавость осанки удивительным образом сочеталась с
нежной прелестью совсем еще юной
ходил фантастический рассказ о том, что их прекрасная соперница якобы
обязана своим неотразимым очарованием некоей мантилье, вышитой искуснейшей
рукодельницей Лондона и таящей в себе магические силы. Как бы то ни было, в
день своего приезда леди Элинор обошлась без всякого волшебства - она была
одета в бархатный дорожный костюм, который показался бы стесняющим и
неизящным на любой другой фигуре.
Кучер натянул вожжи, и карета, а за нею и вся кавалькада остановилась
перед кованой узорчатой оградой, отделявшей Губернаторский дом от остальной
части улицы. Случилось так, что именно в этот момент колокол Старой Южной
церкви ударил к похоронной службе; и таким образом, вместо радостного звона, которым обычно знаменовалось прибытие именитого гостя, леди Элинор встретил
погребальный гул, словно возвещавший о том, что вместе с нею на землю Новой
Англии пришла беда.
– Какая неучтивость!
– воскликнул капитан Лэнгфорд, английский офицер, доставивший незадолго перед тем депешу губернатору.
– Следовало бы
повременить с похоронами и не омрачать приезд леди Элинор столь неподходящим
приветствием.
– С вашего позволения, сэр, - возразил доктор Кларк, местный врач и
ярый приверженец народной партии, - что бы там ни говорили
церемониймейстеры, первым должен пройти мертвый нищий, даже если он
оттесняет назад живую королеву. Смерть дарует неоспоримые привилегии.
Такими замечаниями обменялись эти два джентльмена, ожидая, пока
расчистится путь через толпу, сгрудившуюся по обе стороны от ворот
Губернаторского дома, так что свободным оставался лишь узкий коридор от
кареты до парадного входа. Чернокожий лакей в ливрее соскочил с запяток и
распахнул дверцу как раз в тот момент, когда губернатор Шют, спустившись с
крыльца своей резиденции, приготовился было подать руку леди Элинор, чтобы
помочь ей выйти из кареты. Но эта торжественная сцена была вдруг прервана
самым неожиданным образом. Молодой человек с бледным лицом и разметавшимися
черными волосами внезапно отделился от толпы и распростерся на земле перед
раскрытой дверцей кареты, безмолвно предлагая леди Элинор воспользоваться им
как подножкой. Какое-то мгновение она колебалась, ко нерешительность ее, казалось, была вызвана скорее сомнением в том, достоин ли молодой человек
оказать ей подобную услугу, нежели смущением при виде столь безмерных
почестей, воздаваемых ей - простой смертной.
– Встаньте, сэр!
– сурово приказал губернатор, занося над наглецом свою
трость.
– Что за безумная выходка!
– О нет, ваша светлость!
– возразила леди Элинор тоном, в котором
насмешка преобладала над жалостью.
– Не трогайте его! Коль скоро люди
мечтают лишь о том, чтобы их попирали ногами, было бы жестоко отказывать им
в этой ничтожной милости, к тому же вполне заслуженной!
Сказавши это, она легко, как солнечный луч касается облачка, ступила на
свою живую подножку и протянула руку губернатору. На какой-то миг она
задержалась в этой позе; и трудно было бы найти более выразительное
воплощение аристократической гордости, безжалостно подавляющей душевные
порывы и попирающей святые узы братства между людьми. Однако же зрители были
так ослеплены красотой леди Элинор, что гордость ее показалась им
непременной принадлежностью создания столь прекрасного, и из толпы раздался
единодушный возглас восторга.
– Кто этот дерзкий юнец?
– спросил капитан Лэнгфорд, по-прежнему
стоявший рядом с доктором Кларком.
– Если он в здравом уме, его наглость
заслуживает палок; если же это помешанный, следует оградить леди Элинор от
подобных выходок в будущем, посадив его за решетку.
– Этого юношу зовут Джервис Хелуайз, - отвечал доктор, - он не может
похвалиться ни богатством, ни знатностью - словом, ничем, кроме ума и души, которыми наделила его природа. Он служил одно время секретарем при нашем
колониальном посреднике в Лондоне и там имел несчастье повстречать леди
Элинор Рочклиф. Он влюбился в эту бессердечную красавицу и совершенно
потерял голову.
– Надобно было с самого начала не иметь головы на плечах, чтобы
позволить себе питать хоть малейшую надежду, - заметил английский офицер.
– Быть может, и так, - произнес доктор, нахмурясь.
– Но скажу вам
искренне - я усомнюсь в справедливости небесного судьи, если эта женщина, так горделиво вступающая теперь в дом губернатора, не познает когда-нибудь
самое жестокое унижение. Сейчас она стремится показать, что она выше
человеческих чувств; отвергая то, что создает между людьми общность, она
идет наперекор велениям Природы. Увидим, не предъявит ли эта самая природа в