Великий карбункул
Шрифт:
утомления, причиненного то ли царящей вокруг суетой, то ли тем, что все это
зрелище ей смертельно наскучило. На мгновение она забылась и не слышала ни
смеха, ни музыки, ни голосов; и в это время какой-то молодой человек
приблизился к ней и преклонил перед ней колено. В руках он держал поднос, на
котором стоял серебряный кубок чеканной работы, до краев наполненный вином; и юноша преподнес ей этот кубок с таким благоговением, словно перед ним была
сама королева,
жрецом, творящим жертвоприношение своему идолу. Почувствовав, что кто-то
прикоснулся к ее одежде, леди Элинор вздрогнула, открыла глаза и увидала
юношу с бледным, искаженным лицом и спутанными волосами. Это был Джервис
Хелуайз.
– Отчего вы докучаете мне своими преследованиями?
– сказала она усталым
голосом, но с меньшею холодностью, чем обыкновенно.
– Говорят, я виновата
перед вами - я заставила вас страдать.
– Пусть небо судит об этом, - отвечал Хелуайз торжественно.
– Но во
искупление вашей вины, леди Элинор, если вы можете быть виновны передо мною, и во имя вашего блага на этом и на том свете умоляю вас отпить глоток
священного вина и передать кубок по кругу. Пусть это послужит символом того, что вы не отрекаетесь от своих смертных братьев и сестер: ведь всякого, кто
презрит себе подобных, ждет участь падших ангелов!
– Где этот безумец украл священный сосуд?
– воскликнул молодой пастор.
Внимание гостей немедленно обратилось на серебряный кубок; тотчас
признали в нем сосуд для причастия, принадлежащий Старой Южной церкви; и, разумеется, он был наполнен до краев не чем иным, как священным вином!
– Уж не отравлено ли оно?
– произнес вполголоса секретарь губернатора.
– Выплесните его в глотку этому негодяю!
– свирепо вскричал виргинец.
– Вышвырните его вон!
– воскликнул капитан Лэнгфорд, грубо хватая за
плечо Джервиса Хелуайза; от его резкого движения священный кубок
опрокинулся, и вино брызнуло на мантилью леди Элинор.
– Вор он, глупец или
безумец, невозможно долее оставлять его на свободе!
– Прошу вас, джентльмены, не будьте жестоки к моему бедному поклоннику, - произнесла леди Элинор с чуть заметной утомленной улыбкой.
– Можете
удалить его отсюда, если вам непременно этого хочется; он не вызывает в моем
сердце никаких чувств, кроме одного только желания смеяться, - а ведь, по
совести говоря, мне полагалось бы проливать слезы при виде зла, которое я
причинила!
Но пока окружающие пытались увести несчастного юношу, он вырвался от
них и бросился к леди Элинор с новой, не менее странной просьбой. С безумной
страстностью он стал заклинать ее сбросить со своих плеч мантилью, в которую
она после происшествия с вином закуталась еще плотнее, как бы желая
совершенно спрятаться в ней.
– Сорвите ее, сорвите!
– кричал Джервис Хелуайз, сжимая руки в
исступленной мольбе.
– Быть может, еще не поздно! Предайте проклятую ткань
огню!
Но леди Элинор с презрительным смехом набросила вышитую мантилью на
голову, и от этого ее прекрасное лицо, наполовину скрытое пышными складками, показалось вдруг лицом какого-то чужого, таинственного и злокозненного
существа.
– Прощайте, Джервис Хелуайз!
– промолвила она.
– Сохраните меня в своей
памяти такою, как сейчас.
– Увы!
– отвечал он голосом уже не безумным, но полным скорби, как
похоронный звон.
– Нам суждено еще свидеться; бог весть, какою вы явитесь
мне тогда, - но в памяти моей останется не нынешний, а будущий ваш образ.
Он более не сопротивлялся соединенным усилиям гостей и слуг, которые
чуть ли не волоком вытащили его из залы и вышвырнули за железные ворота
Губернаторского дома. Капитан Лэнгфорд, особенно усердствовавший в этом
предприятии, собрался было вновь предстать перед его вдохновительницей, как
вдруг его внимание привлек доктор Кларк, с которым капитан перемолвился
несколькими словами в день приезда леди Элинор Рочклиф. Стоя на
противоположном конце залы, доктор не сводил с леди Элинор проницательного
взгляда, и его многозначительная мина невольно навела капитана Лэнгфорда на
мысль о том, что доктор открыл какую-то глубокую тайну.
– Кажется, даже вы, любезный доктор, не устояли против чар нашей
королевы?
– обратился к нему капитан, надеясь вызвать доктора на
откровенность.
– Боже сохрани!
– отвечал доктор Кларк с невеселой улыбкой.
– Молите
небо, чтобы оно избавило и вас от такого безумия. Горе тому, кто будет ранен
стрелами этой красавицы! Но я вижу губернатора - мне надо сказать ему
несколько слов наедине. Всего доброго!
И доктор Кларк, подойдя к губернатору, заговорил в ним так тихо, что
даже стоявшие поблизости не могли уловить ни слова из его речи; но, очевидно, сообщение было не слишком приятного свойства, потому что
губернатор, до того добродушно улыбавшийся, вдруг переменился в лице. Вскоре
гостям было объявлено, что непредвиденные обстоятельства вынуждают прежде
времени закончить празднество.
Бал в Губернаторском доме несколько дней кряду давал пищу для