Великий магистр
Шрифт:
Незнакомец сворачивал то на одну улицу, то на другую, шел переулками и проходными дворами, словно стараясь запутать следы и сбить рыцаря с ориентира. Три раза рука Гуго де Пейна ложилась на прохладную рукоять кинжала под плащом, когда впереди показывались подозрительные группы людей, и трижды опасность оказывалась ложной. Наконец, незнакомец подошел к стоящему особняком дому, который окружал высокий забор из металлических решеток. Калитка открылась после того, как незнакомец постучал в нее особым способом и произнес особое слово.
– Прошу вас, - сказал он де Пейну, пропуская его вперед.
Войдя в сад, Гуго с удивлением не обнаружил никого, кто мог бы открыть калитку, ни единой живой души, словно между абрикосовых деревьев, источающих пьянящий аромат, витал невидимый дух, прислуживающий хозяину дома.
– Здесь я расстанусь с вами, - негромко произнес незнакомец, почтительно склоняясь перед рыцарем.
– Пройдите по дорожке к дому, откройте дверь и поднимитесь по мраморной лестнице на второй этаж. Там вы увидите освещенные покои, где вас будут ждать, - и с этими словами провожатый повернулся и тотчас исчез в тени деревьев.
"Если это ловушка, - подумал Гуго де Пейн, нахмурившись, - то уж больно вычурно задумана, типично в византийском стиле." Тем не менее, он выполнил все указания своего проводника: подошел к дому, который вблизи выглядел настоящим дворцом с изящными колоннами и лепным сводом, толкнул тяжелую дверь, впустившую его в парадную, слабо освещенную залу и поднялся по лестнице. Вокруг стояла мертвая тишина: ни звука, ни шороха не доносилось ниоткуда. Дом казался совершенно пустым. И в тоже время, в нем ощущалось какое-то тепло, словно источавший его человек присутствовал где-то рядом и даже наблюдал за ним. На втором этаже находились три комнаты, дверь в одну из них была отворена и внутри горел свет. Рыцарь направился туда и переступил порог этой комнаты. Странно, но ярко освещенные покои также были пусты, хотя все здесь говорило об ожидаемом госте: расставленные по углам светильники из бронзы, изысканно сервированный столик на изогнутых ножках с придвинутыми к нему двумя креслами, фрукты и сладости в хрустальных и золотых вазах, даже тонкий, еле уловимый аромат, почувствовав который, Гуго де Пейн улыбнулся и подошел к окну. Там, внизу, среди деревьев, лунный свет скользил среди серебристых листьев, наслаждаясь их прохладным дыханием.
– Не желаете ли подкрепиться с дороги, мессир?
– раздался позади него знакомый, мелодичный голос, который столь часто за последнее время звучал в его сознании. Не оборачиваясь, Гуго де Пейн произнес:
– Теперь я понимаю, почему вечера в Византии так опасны - особенно для влюбленных.
Шагнув навстречу Анне Комнин, он взял ее руки в свои и поцеловал каждую из них. Принцесса была прекрасна, как никогда: сияющие вишневые глаза и золотистые волосы, скрепленные тонкой диадемой, удивительное, живое, умное лицо, в котором не виделось ни малейшего изъяна, ослепительный наряд из шелковой ткани с металлическими серебряными нитями и застежками-фибулами из драгоценных камней, легкий парчовый шарф на плечах и пурпуровые туфельки, а главное - ее взгляд - от которого не было спасения. Но никто и не хотел спасаться...
– Чем же вам не нравятся наши вечера?
– смеясь, спросила она, не делая даже попытки освободить свои руки.
– Безумством, - ответил де Пейн, не в силах оторвать от нее взор.
– Еще немного, и я готов позабыть обо всем на свете и остаться в Константинополе навсегда.
– Ну что же, оставайтесь, - лукаво сказала Анна. И добавила: - Впрочем, я все равно вас больше никуда не отпущу.
– Остались на доске лишь белые фигуры?
– напомнил ей Гуго де Пейн. Ваши?
– Мы можем сыграть новую партию.
– Я не хочу с вами играть ни в какие игры. Я слишком люблю вас, промолвил де Пейн. Он ждал, что последует за этими словами, но принцесса молчала. Она отошла к столу и прикоснулась к грозди синего винограда. Словно тень, выдающая внутреннее борение, скользнула по ее лицу. Она задумчиво посмотрела на де Пейна.
– Помогла ли вам моя мазь?
– спросила она вдруг, как будто именно это волновало ее сейчас больше всего.
– Что с нашими ранами?
– Ну к чему это?
– произнес де Пейн.
– Впрочем, благодарю. Вы прекрасно разбираетесь в лекарственных травах. Но я надеялся услышать от вас другое.
– Еще услышите, - пообещала принцесса, присаживаясь к столу.
– Прошу вас. Клянусь, вы никогда не пробовали эти фрукты. Не хотите ли глоток вина из лепестков роз? Их собирают специально для меня в Болгарии.
– Конечно, вы само совершенство, но вы несносны, - усмехнулся Гуго, усаживаясь напротив нее.
– Еще никто не говорил мне столь странный комплимент, - Анна протянула рыцарю хрустальный кувшинчик, в котором, казалось, играли солнечные лучи.
– Конечно. Наверное, Рене Алансон, которого я недавно встретил около Золотого Рога говорит вам другое. Он показался несколько болезненным, словно только что проглотил болотную лягушку. Не знаете, что с ним такое?
– Просто он вас ненавидит, - улыбнулась Анна.
– Опасайтесь его. Он очень коварен.
– Не коварнее тех, кого мы любим, - произнес де Пейн.
– А ваше вино действительно чудесно.
Нечто странное было в этой беседе и в том состоянии, которое чувствовали оба: словно некая граница, пролегающая посередине стола отделяла их друг от дуга. Преграда эта была столь зыбка, что хватило бы малейшего дуновения, чтобы разрушить ее и шагнуть навстречу, но никто не решался этого сделать первым. А слова лишь мешали им, потому что уводили все дальше и дальше, и вот последовал один поворот, другой, третий, и расстояние между ними все увеличивалось, и вдали уже лишь мелькали любимые очертания, взгляд де Пейна исполнился печали, будто он провожал невидимый корабль, уносящийся на бурных волнах и скрывающийся за горизонтом. И тот, кто оставался на берегу, знал, что корабль с драгоценнейшим его сердцу грузом больше никогда не вернется.
– Что с вами?
– встревожено спросила Анна, всматриваясь в его лицо. Он грустно улыбнулся ей.
– Вкус вашего вина напомнил мне о тех розах, которые радовались утренней росе и солнцу, пока не появились ваши сборщики лепестков. Скажите, как вы узнали, что я в Константинополе и зачем позвали меня?
Этот вопрос был, как брызги холодной воды; он словно в мгновение вновь приблизил их друг к другу.
– Ваш вопрос, в своей второй части, просто глуп и я не стану на него отвечать, - промолвила принцесса.
– Мне бы даже следовало на него обидеться. Возможно, я так и сделаю, - она задумалась, как бы желая выполнить свою угрозу. Но затем продолжила: - А услышала я, что вы в городе от одного человека, имя которого вам вовсе не обязательно знать.
– Догадываюсь, что не Алансон, - произнес де Пейн, невольно любуясь ее нарочитой сердитостью.
– Этот человек - ваш отец.
– Допустим.
– Мне известно, что император Алексей посвящает вас во многие из своих дел.
– Я пишу жизнеописание своего отца, - скромно заметила принцесса.
– Вам кажется это странным?
– Мне кажется это вполне естественным, учитывая ваши литературные способности.
– Не насмехайтесь, - сказала Анна.
– Я была лучшей ученицей профессора Пселла. Он говорил, что мой стиль соперничает с Фукидидом и Полибием. Я как-нибудь почитаю вам отрывки из своей "Алексиады".